Горькому писали литераторы, рабочие, селькоры, дети… Большинство писем посылали друзья, но встречались и письма от людей, враждебных Советской власти, проклинавших Горького за «измену» и «предательство». Писали Горькому не только по литературным вопросам, но даже просили порекомендовать опытного врача, спрашивали, стоит ли жениться.
Далеко не все знали точный адрес Горького, но письма все равно находили всемирно известного адресата. Приходили, например, к нему письма с такими фантастическими и лаконичными адресами: «Italia. Samara», «Швейцария. Остров Кипр. Горькому»[24]
.В архиве писателя хранится больше 13 тысяч писем, полученных им; по ориентировочным подсчетам сам Горький написал за свою жизнь около двадцати тысяч писем. Свыше 10 тысяч из них нам известны, в том числе сохранилось 8 тысяч автографов.
Ни одно из писем не оставлял он без внимания (а ответы занимали подчас много страниц). «Постепенно превращаюсь в «письмописца», — шутил Горький. Справедливости ради необходимо, чтобы в некрологе моем было сказано:
Всю жизнь, ежедневно, несмотря на погоду, он писал письма…»
С одинаковым интересом читал он письмо и от всемирно известного писателя и от простого рабочего, недавно овладевшего началами грамоты.
В Сорренто в семье Горького выходил домашний рукописный журнал «Соррентийская правда». Горький выступал на его страницах под разными псевдонимами — Инвалид муз, Гвидо Ачетабула, Тарас Опарин, Тиховоев, Аристид Балык и т. д. — писал шуточные стихи, рассказы, заметки.
…К полуночи дом затихал. Таков был предписанный врачами режим. И только гости, забравшись в подвал, в кухню, продолжали шуметь и веселиться.
Верным помощником Горького, нередко его секретарем был в Сорренто его сын Максим. Много помогала писателю Мария Игнатьевна Закревская[25]
— друг и секретарь Горького в эти годы, энергичная и деловая, широко образованная женщина, владевшая с детства несколькими языками. В Петрограде Мария Игнатьевна работала секретарем во «Всемирной литературе»; ей посвящен роман «Жизнь Клима Самгина».«Я так много слышала о нем, читала большинство его книг, — вспоминала Мария Игнатьевна о знакомстве с Горьким. — Однако я была изумлена смесью жизнерадостности, версальской повадки, смелостью, веселым нравом, целеустремленностью. С тех пор я была тесно связана с ним и его семьею. Россия, Германия, Чехословакия, Сорренто… Когда он покинул Сорренто и вернулся в Россию… мы все время продолжали быть в контакте».
5
Крупнейшее произведение Горького этих лет — «Дело Артамоновых» (1925) роман о трех поколениях русских капиталистов, задуманный еще в начале века. «Атамановых» (так сперва звались Артамоновы) Горький обещал напечатать в «Летописи» в 1917 году.
Замысел писателя поддержал Ленин. «Отличная тема… — говорил он на Капри, — но — не вижу: чем Вы ее кончите? Конца-то действительность не дает. Нет, это надо писать после революции».
Примечательно название романа, носящее двоякий смысл. «Делом» в конце прошлого — начале этого века называли предприятие, завод, фабрику, т. е., с одной стороны, роман — это история артамоновского предприятия. Но с другой, «Дело Артамоновых» — это подсудное дело истории, это разбор и суд их деяний, их преступлений. (Эта многоплановость названия вызывает затруднения при переводах романа на иностранные языки.)
«Дело Артамоновых» — история русского капитализма, история угасания рода, показ того, как положение «хозяев жизни» уродует и духовно губит людей, превращает их из хозяев «дела» в его рабов.
Одновременно с деградацией буржуазной семьи в романе прослеживается другая линия — рост классового сознания пролетариата, артамоновских рабочих. Коллективный образ рабочего класса показан в романе вторым планом, но в росте его сознательности, сплоченности, активности мы ясно видим, как артамоновские ткачи становятся той силой, которая «поставит точку» в истории господства Артамоновых. С каждым годом, замечают Артамоновы, фабричные «портятся», становятся «бойчее», «злее», а «шум в рабочем поселке беспокойней». Приходится прибегать к помощи жандармов и шпиков. Но и они бессильны: история — за рабочий класс.
Илья Артамонов — хозяин дела. Он энергичен, деловит, знает радость труда. Удача сопутствует его начинаниям. У его сына Петра уже «задору нет», он просто покоряется необходимости управлять фабрикой: «Дело человеку барин…»
Но при всей внутренней неприязни Петра к «делу» оно живет и расширяется само по себе («как плесень в погребе»). Такова объективность капиталистического развития: предприятия, тресты, монополии развиваются, расширяются в сравнительно небольшой зависимости от личных качеств хозяев.
Другой Артамонов «среднего поколения» — Алексей в отличие от Петра деловит, энергичен. Но история неумолимо клонит артамоновское «дело», как и весь капитализм, к закату, и его «ненасытная жадность к игре делом», «неприятная торопливость» не могут остановить исторического процесса.
Пытается уйти от социальной действительности другой брат Петра Артамонова — Никита.