Максим

— Да нет, — смущенно ответил мой друг. — Понимаешь, у отца вообще родни нет. Никакой. Мне тоже как-то странно показалось, но он говорил, что давно уже со всеми поссорился, а вновь налаживать отношения не хотел. Темная история, но в моей семье такое часто бывает. Мне стало страшно. Невесть откуда появилось дурное предчувствие, но тут навстречу нам, прикрикнув на отчаянно реагирующего на мою нескромную персону кудлатого пса, вышла встречать высохшая старушенция с улыбкой на тонких губах. Максима она встретила с распростертыми объятиями, на меня посмотрела как-то странно, скрывая злость в выцветших желто-голубых глазах. Знает! Знает, но перед внуком скандала не устраивает. Представив, какие веселые у меня будут рождественские каникулы, я пообещала себе, что никогда больше ни с кем не поеду в деревню родственничков навещать. И мои опасения подтвердились… Вечером старушка объявила, что у всех деревенских коров внезапно скисло молоко. С чего бы это? Я могла сказать — с чего. Ведьмочка явилась в моем лице, о чем и говорили хитрющие старушеские глазки. Потом мы узнали, что соседская коза отказалась давать молоко и почему-то сгрустнела. Кто виноват, по старушечьим глазам можно было прочитать сразу. Ну и напоследок Тузик второй соседки вчера всю ночь лаял.

Наверное, приход злого человека унюхал… Откуда старушка, вечно трущаяся под ногами, вынюхивала новости, оставалось загадкой, но она не оставляла нас с Максимом ни на мгновение, проявляя к внуку повышенную заботу, а ко мне — повышенное внимание, как к нежелательной госте, которую, впрочем, надо ублажать. Решив, наконец-то, что мне надо переодеться, я забралась за ширму, отделяющую спальную часть дома от своеобразной гостиной. Старуха, на правах дамы, проскользнула следом и нравоучительным тоном громко начала сочувствовать о моей небольшой груди, толстоватой талии и бородавке под шеей. Все мои недостатки были крупно преувеличены, произнесены вслух и донесены до максимовых ушей. Вышла я из-за ширмочки в джинсах и длинном светлом свитере, как оплеванная. Но тут-то старушке не повезло: Максима в хате не было. Умный внук, то ли специально, то ли случайно решил как раз во время моего переодевания сходить за водичкой, а? вернувшись, со смехом рассказал, что видел крупную лису, так и выбежавшую из-под его ног.

Именно на нее, наверное, и лаял всю ночь бедный Тузик. Старуха скептически поджала губки, мое настроение поднялось и мы сели за стол. В восемь вечера… В девять, отведовав старушечкиной наливочки, я, едва переставляя ноги, запросилась на улицу. Максим, на правах хозяина вышел следом.

Доведя меня до скамеечки, он устроил мое ослабевшее тело на деревянной доске и показал на небо:

— Смотри! Я посмотрела, и у меня перехватило дыхание. Ночь была ясная, и по черному покрывалу темно-синего неба раскинулась частая-частая россыпь ярких звезд. Такого чуда я не видела раньше никогда, да в городе его и не увидишь… Господи, как же хорошо! Прижавшись к Максиму, дрожа на холодном воздухе и чувствуя, как густо покраснели из-за домашней наливочки щеки, я душой потянулась к посыпанному серебром небу, растворяясь в ночной красоте, и впервые за вечер мысленно поблагодарила Максима за чудесную поездку. Но Максиму эта красота, деревенская тишь были привычны. И пока я занималась звездочками, он занялся мной. Не успела я повернуть голову, чтобы поделиться с ним впечатлением, как его губы вонзились в мои. Властно вонзились, по-хозяйски. Будто он чувствовал, что имел на меня право, и не хотел отпускать. Перед моими глазами вспыхнула вспышка, хмель вылетел из головы, кровь вскипела, и я растворилась мягким медом на его губах, россыпью звезд в его темных глазах.

Максим отпрянул, а я чуть не свалилась со скамейки, лишившись опоры, и внезапно показавшийся ледяным воздух серебренной волной наполнил мои легкие.

— Прости, — прошептал он, глупо прошептал, как в дешевой мелодраме. Плевать я хотела на его извинения! Схватив Максима за ворот куртки, я притянула его к себе и приблизила свои губы к его, ощущая его немного пьяное дыхание. И Максим понял, обнял меня за талию и вновь поцеловал. Теперь уже иначе, нежно и зовуще… И поняла я в этот миг, что и не любила никогда, собственно, этого Дала, а просто душа моя изнывала в ожидании его, Максима…

7

Утром мне взгрустнулось. Старушка справилась по хозяйству и пошла сплетничать подругам, а Максим натягивал на себя старую куртку, намереваясь исполнить поручение бабушки — нарубить дров. Дров было много, моей помощи там не требовалось, и я вновь вздохнула, не вовремя вспомнив, что дома был телевизор, магнитофон, а здесь? А здесь ничего…

— Что заскучала, котенок? — ласково спросил Максим, целуя меня в шею. Приятно! Прижавшись к нему спиной, я тихонько вздохнула:

— Давай, я с тобой!