Максимилиан Волошин и русский литературный кружок. Культура и выживание в эпоху революции

Этот домашний кружок развалился; перестав функционировать как община, он распался под натиском сильных и сложных личных эмоций. Тесное переплетение преобразующих отношений коммунитас с властными структурами жизни символистского кружка оказалось слишком опасным для выживания общины; принципиальное самопреобразование, с одной стороны, и патриархальная власть, с другой, зажали домашний круг, словно между шестеренками, и разорвали его на части, попутно причинив большой личный ущерб участникам. И ответственность за такой поворот событий лежала именно на Иванове, самом влиятельном человеке в этой общине, бывшем для нее и традиционной фигурой патриарха, и духовным вождем. Такой ход событий помогает нам понять, почему в комментариях, посвященных этому периоду, мемуаристы столь пристально фокусировались на фигурах лидеров как ответственных за гармонию в общине и почему они столь высоко ценили тех, кто выполнял свой долг по поддержанию гармонии[88]. Он также позволяет понять, почему в лидерах кружков столь ценились такие качества, как гуманность, чуткость и понимание чувств окружающих. Иванов не сумел проявить гуманность в обращении с теми, кто находился рядом с ним, и поэтому в кружке начался кризис, который, учитывая общественный и профессиональный характер деятельности кружка, имел последствия, далеко выходящие за рамки личных.

История романа с участием Лидии, Иванова и Маргариты продолжала развиваться в течение последующих месяцев. Той весной и летом Вячеслав и Лидия несколько раз навещали Маргариту в Царском Селе, где она жила со своей семьей. Но хотя Маргарита и была готова посвятить себя Иванову, после зимы 1906–1907 годов она навсегда перестала вызывать у него прежний интерес. Она поняла это, к своему огорчению, к концу лета 1907 года, когда нанесла визит в «Башню»: Лидия держалась по отношению к ней довольно враждебно, а Иванов был холоден. Волошин узнал о таком отношении к Маргарите, когда в сентябре она приехала к нему в гости в Коктебель. Вместе они отправились на прогулку по холмам: «Совсем померкло. Закат был чистый и холодный, точно восход. Пустынные долины были золотисточерны и дики. Она смотрела на меня снизу и прижималась лицом к колену моему и говорила: “Если бы мне только раз увидеть его…”» Ни Вячеслав, ни Лидия не пришли на вокзал, чтобы встретить ее; вместо этого они прислали встречать ее Веру, дочь Лидии. Вот что произошло, когда она появилась в «Башне»:

Он [Иванов] меня обнял и ввел в комнату. «Нам нужно решить, необходимы мы друг другу или нет». Лидия поцеловала меня с холодным, неприветливым лицом. <…> И он ко мне совсем по-иному относился – по-отечески. Говорил: «Хочешь, выпишем сюда твою маму или Макса». Мы говорили очень долго. Потом Лидия позвала его, и по голосу можно было понять, что она плачет. Она говорила: «Я больше не могу так жить»… Он успокаивал ее.

Волошин поддерживал голову Маргариты и смотрел в небо. «И чувствовал, что теперь все мое к Вячеславу кончено» [там же: 266–267]. В течение последующих нескольких месяцев его гнев усилился, возможно, отчасти потому, что, хотя Иванов и перестал интересоваться Маргаритой, стало очевидно, что брак Макса и Маргариты исчерпал себя. Ближе к концу сентября в гости в Коктебель приехала А. Р. Минцлова. Волошин цитирует в дневнике ее негодование по поводу Иванова: «“Он губит, ломает людей. <…> Никто не имеет права ломать и разрушать, делать опыты над людьми”. И еще она говорит: “Какой же это учитель жизни?” – и добавляет: “У него нет учеников”» [там же: 274].