Некий сельский врач пошел в соседнюю деревню навестить больного. Он взял с собой ружье, чтобы скоротать время и поохотиться в пути. Крестьянин, попавшийся ему по дороге, спросил у него, куда он идет с ружьем. «К больному». — «Боитесь, что без ружья вам его не прикончить?».
Некая девица покаялась на исповеди: «Святой отец, я очень уважала одного молодого человека». — «Уважала? Сколько раз?», — спросил исповедник.
К человеку, который лежал на смертном одре, пришел исповедник и сказал: «Я буду молиться за вас до самой вашей смерти». — «Молю вас, — ответил тот, — дайте мне сперва умереть».
Аббату Террассону[638] кто-то очень расхваливал новое издание Библии. «Слышал, слышал, — заметил аббат, — все грязные места сохранены там в первозданной чистоте».
Болтая с г-ном де М*, некая дама воскликнула: «Ах, вы только и знаете, что говорить глупости!». — «Сударыня, — возразил он, — иногда мне действительно приходится их выслушивать — вы как раз присутствуете при этом».
«Вы зеваете!», — с упреком сказала жена своему супругу. «Дорогая моя, — ответил он, — муж и жена — одно, а когда я наедине с собой, мне скучно».
Однажды Мопертюи,[639] развалившись в кресле и позевывая, сказал: «С каким удовольствием я занялся бы сейчас решением красивой и не очень трудной задачи!». В этих словах — весь человек.
Мадмуазель д’Антраг, разобиженная решительным нежеланием Бассомпьера[640] жениться на ней, воскликнула: «Глупее вас нет никого при этом дворе!», на что Бассомпьер ответил: «По-моему, я все время доказываю вам обратное».
Некий антрепренер обратился к г-ну де Виллару с просьбой о том, чтобы пажам запретили бесплатный вход в театр. «Ваша светлость, — сказал он, — примите в соображение, что, когда пажей много, из них получается целый корпус».
Король[641] назначил г-на де Навайля[642] воспитателем герцога Шартрского, впоследствии регента. Через неделю после этого г-н де Навайль умер, и король выбрал ему в преемники г-на д’Эстрада.[643] Тот тоже умер приблизительно через столько же времени, и тогда Бенсерад[644] сказал: «Видно, не образовался еще на свете человек, способный образовать герцога Шартрского».
Дидро, обнаружив, что человек, в котором он принял участие, нечист на руку и обкрадывает даже его, посоветовал тому убраться из Франции. Плут внял совету, и Дидро лег десять ничего о нем не знал. Однажды он услышал неистовый звонок. Дидро сам открыл дверь, узнал старого знакомца и удивленно спросил: «Как! Это вы?». — «Честное слово, не за что было», — ответил тот, сразу догадавшись, что Дидро недоумевает, как это его еще не повесили.
Г-н де*, азартный игрок, спустил за одну партию в кости свой годовой доход — тысячу экю. Тогда он написал своему другу М*, прося дать ему взаймы эти деньги. М*, который знал о страсти де* к игре и хотел излечить его от нее, прислал в ответ вексель, составленный в таких выражениях: «Прошу г-на банкира* открыть г-ну де* неограниченный кредит в пределах всей суммы моего состояния». Столь грозный и великодушный урок возымел желаемое действие.
Королю прусскому кто-то стал расхваливать Людовика XIV, однако Фридрих решительно отказался признать за ним достоинства и таланты. «Но согласитесь, ваше величество, он отлично играл роль монарха». — «Барон[645] играл ее еще лучше», — сердито возразил король.
На представлении «Меропы»[646] одна из зрительниц не пролила ни слезинки. В ответ на недоумение своих знакомых она сказала: «Я с охотой поплакала бы, но мне предстоит сегодня званый ужин».
Некий иностранец, будучи принят папой и беседуя с ним о достопримечательностях Италии, весьма неловко сказал: «Я видел решительно все, кроме заседания конклава,[647] а мне так хотелось побывать на нем!».
Аббат де Кане[648] заявил как-то, что Людовик XV просто обязан назначить пенсион Каюзаку.[649] «Почему?». — «Да потому, что, пока жив Каюзак, король еще не самый презренный человек в своей стране».
Генрих IV прибег к очень необычному способу, чтобы наглядно показать испанскому послу разницу в характере трех своих министров — Вильруа,[650] президента Жаннена[651] и Сюлли.[652] Сперва он вызвал Вильруа. «Видите вы эту балку? Она вот-вот обрушится». — «Вы правы, — не подняв головы, сказал Вильруа. — Я распоряжусь, чтобы ее укрепили». После этого король приказал вызвать президента Жаннена. «Надо будет посмотреть, в чем там дело», — сказал тот. Потом послали за Сюлли. Он внимательно посмотрел на балку и воскликнул: «Да что вы, государь! Эта балка еще нас с вами переживет!».
Я слышал, как один богомольный человек, стараясь переубедить тех, кто оспаривал догматы религии, простодушно сказал: «Господа, истинный христианин не рассуждает о том, во что ему приказано верить. Это вроде горькой пилюли: разжуешь ее — потом ни за что не проглотишь».