— Сэр, у нас нет разрешения на нахождение в этой зоне, — настойчиво говорит агент, пристально наблюдая за нами. — Что делать с американцами?
— Пусть уходят. У них ничего нет. Мы ликвидировали подданного своего государства. Это не их юрисдикция, — холодно отрезаю я, отпуская Эрику, и перевожу взгляд на Хассана.
И делаю это чертовски вовремя. Воспользовавшись суетой и быстрыми сборами из-за объявленной тревоги, Зейн умудряется вырубить одного из конвоиров и завладеть его оружием. И целится ревнивый сукин сын не в меня. Выхватив кольт, я стреляю первым, попав в грудь Хассана. Резко разворачиваю Эрику, закрывая своей спиной. Падая, гад успевает спустить курок. Перепуганная криками и стрельбой, Эйнин впивается пальцами в мою куртку, все еще пытаясь оттолкнуть. Автоматная очередь проходит по спине, бросая меня на нее, обжигающая боль задевает плечо и шею, выбивает зажатый в руке спутниковый телефон, разрывая его на осколки и оставляя сквозное ранение в ладони. Гребаное дерьмо. Еще одна автоматная очередь, выпущенная солдатами АРС, добивает Хасана. Я с удовлетворением слышу его предсмертный хрип. С первой встречи хотел пристрелить недоумка. Но Эйнин не смотрит на убитого Хассана. Только на меня. Вот так, малышка, есть обстоятельства выше твоей гордости.
— Что… Боже, — кричит она, всматриваясь в мое лицо, и ее глаза распахиваются от ужаса, когда взгляд опускается ниже.
— Это судьба, детка, — ухмыляюсь я, шатнувшись.
В голове раздаётся звон и грохот приближающихся вертушек, тело немеет, отпуская болевые ощущения, я сползаю на землю, инстинктивно прикрывая простреленной рукой кровоточащую рану на шее.
— Нет, нет, пожалуйста, — судорожно рыдает она, опускаясь вслед за мной, стискивает края моей куртки в кулаках и резко распахивает, ощупывая тело в поисках бронежилета, но облегчение не появляется в охваченных ужасом глазах, когда она находит защиту.
— Все нормально, Эйнин. Меня откачают. Это царапина, — продолжая зажимать рану, обманчиво бодро произношу я. Сквозь пальцы густым потоком сочится кровь. — Уходи. Быстро.
— Джамаль, — склонившись, она убирает волосы с моего лица. Взгляд мечется между моими глазами и раной на шее. — Не умирай, пожалуйста. Не так.
— Не дождешься, малышка. Ни в чем не признавайся. Это их вина. Они бросили тебя здесь. А я воспользовался моментом. Я тебя подставил. Это то, что ты должна запомнить и уяснить. Максимум, что тебе угрожает — увольнение. Завязывай с играми в шпионов, Эйнин, — соленые слезы падают на мои мгновенно пересохшие губы, и я слизываю их. Боковым зрением вижу, как к нам приближается броневик, тормозит в десяти метрах, подняв облако пыли. — Беги. Беги и не оглядывайся, — хрипло шепчу я.
— Ты снова меня гонишь… — Эрика всхлипывает, качая головой.
— Ты все ещё можешь остаться, — говорю я, чувствуя, как сознание медленно затягивает густой багровый туман, я сжимаю ее пальцы, почти не ощущая своих, и успеваю прочитать ответ в ее глазах. Мое сердце замедляется, принимая ее выбор, и я улыбаюсь через силу. — Если суждено, я выживу и найду тебя.
Мир гаснет в тот момент, когда ее отрывают от меня и оттаскивают прочь. Уверенные сильные руки оперативников укладывают меня на носилки. Доля секунды и палящее солнце в бесконечной, чистой синеве окрашивается в однотонный насыщенный чёрный цвет; шум, крики, грохот моторов растворяются, оставляя только долгожданную пустую тишину.
Эпилог
Если влюбленные вдалеке друг от друга, и если они вдвоем смотрят на небо, то значит, что они вместе.
Мои дрожащие пальцы плавно скользят по гладким клавишам нового синтезатора, замирают в неудобном положении, удерживая два финальных минорных аккорда. Мне понадобилось несколько месяцев упорных занятий для того, чтобы наизусть выучить Адажио Альбинони — медленную, полную горечи и тоски мелодию, полностью отображающую мое душевное состояние.
Не знаю, почему я решила, что творческое занятие сможет заполнить образовавшуюся в моей груди фантомную дыру — кровоточащее отверстие в ментальном теле, подобное тому, что оставляет сквозная пуля, мгновенно убивающая жертву выстрела. Ее нельзя увидеть, нащупать на идеально ровной поверхности моей кожи. Я лишь чувствую, как через эту болезненную воронку внутри проходят все мои мысли, чувства, ощущения, противоречия, воспоминания. А сейчас их так много как никогда — все потому, что после своего последнего «путешествия» в Анмар я больше не могу оставаться прежней Эрикой Доусон: сильной, самоотверженной, волевой и храброй девушкой, возомнившей себя «Чудо-женщиной» и «Ларой Крофт» в одном обличье.
Не могу, теперь, когда я видела смерть, бесчеловечную жадность и жажду наживы, изнанку мира больших денег и обезображенные пороками лица «животных», торгующих душами; после того, как самые близкие оказались предателями, способными выстрелить в спину.