Мактуб. Пески Махруса

— Теперь, когда я уволена, пап, это не имеет никакого значения. Я имею право состоять в любых отношениях с агентом любой страны, какой пожелаю, — поспешно парирую я, прижимая к груди обретенное сокровище — папку о Джейдане. — А если быть честной, у меня ничего с ним нет и не было никогда, пап, — откровенно лгу я, небрежно пожимая плечами.

— Ты выдала ему секретные координаты, доверилась ему полностью, позволила выставить себя предательницей…

— Нас связывал только секс, — продолжаю уверенно выдавать я с целью скорее закончить неудобный разговор и остаться наедине с папкой. — Я выдала Каттану координаты, потому что боялась за свою жизнь: новая оперативная группа могла быть уже уничтожена, а он сказал мне, что координаты нужны ему для того, чтобы проверить безопасность назначенного места. И он не солгал, Мэтт.

— Ты так просто ему поверила? — брови отца стремительно взмывают чуть выше переносицы.

— А что мне оставалось делать, пап? Поверила конечно. Мы это уже обсуждали. Каттан несколько раз спас мне жизнь. Я бы не стояла здесь сейчас перед тобой, если бы не ловкость, сообразительность и скорость реакции Джамаля Каттана.

— Стоит заметить, что если бы не он, ты бы не была такой грустной, — нахмурившись, уточняет Мэтт, бросая беглый, но красноречивый взгляд на плотно закрытый холст с моим портретом.

— Все нормально, пап, не печальная я, просто сложный период. Не хочется никуда ходить, развлекаться впустую. Все мои мысли сейчас заняты созданием дома для детей, о котором я тебе уже рассказывала, — честно признаюсь я.

Папа вдруг расплывается в теплой улыбке и, преодолевая расстояние между нами, порывисто прижимает меня к себе, покачивая, как маленькую девочку:

— Я горжусь тобой, и должен попросить у тебя прощения, Рика. Тренируя тебя в лагерях ЦРУ, я не хотел подвергать тебя опасности никогда… прости, что не уберег и от Ильдара Видада. Я — плохой отец, — с горечью в голосе заключает он, провоцируя болезненные спазмы, сжимающие сердце.

— Не говори так, пап, не надо. Видад мертв. Осуждать его уже нет никакого смысла, винить себя — тем более. Я доверяла ему, а он просто… неважно. Все всегда складывается так, как должно быть, верно?

— Ты права, Рика. Но лично я убежден в том, что свою судьбу мы пишем сами. И то, что написал, как отец, я — мне не нравится, — нервно выдыхает Мэтт, проведя ладонью по моим волосам. — Возьми как-нибудь Лукаса с собой в центр. Думаю, ему будет полезно заняться чем-то более серьезным, чем резня в приставку.

— Хорошо. Обязательно, — улыбаюсь, когда Мэтт отпускает меня из своих объятий и направляется к двери.

Перед тем как уйти, он бросает, остановившись в проеме:

— Мне нравится, как ты играешь, — кидает взгляд на клавиши синтезатора. — Но присмотрись к чему-нибудь более веселому. Ты молода, Рика, я уверен, что очень скоро ты обретешь настоящее счастье — здесь, на нашей земле. Мы с Лукасом очень тебя любим и не хотели бы, чтобы ты… — Мэтт вдруг осекается, прицелив в меня долгий и сосредоточенный взгляд, на который я отвечаю слегка вскинутым подбородком.

Я знаю, что он имеет в виду. В глубине души папа не хотел бы, чтобы я когда-либо возвращалась в Анмар ни в качестве третьей жены, ни в качестве первой — ему, как западному человеку, тяжело принять законы восточного мира, а, следовательно, и Медину, воспитанную в этих законах. Для него я Эрика Доусон, и этот приговор я отчетливо читаю в его взгляде — если бы я согласилась на предложение Джейдана, мои отношения с семьей больше никогда не были бы прежними. В любом случае, третьей быть я не согласна, поэтому можешь не переживать, пап.

— Иногда мне кажется, будто я живу не своей жизнью, — признаюсь тихо, направляясь к двери, плотно закрываю ее, когда он уходит.

Пальцы автоматически тянутся к розе, выкованной из железа — подарок Джейдана, оставленный в тот день, когда он с бесшумностью сталкера ворвался на мою территорию. Сжимая ее в руке, я присаживаюсь на край кровати и, ощущая, как дыхание схватывает, а время замирает, открываю папку.

Он жив.

Камни с души падают вниз, даруя облегчение и чувство полета. А значит, мы еще встретимся. Или мне стоит забыть его навсегда? Так было бы легче… разорвать замкнутый круг, найти другого и влюбиться до изнеможения…

Так было бы правильнее. И ответ на вопрос «почему..?» прост: я слишком сильно его люблю. Я не смогу видеть, как к нему прикасаются другие женщины, как он тает в нежных объятиях своих жен. Может, я даже не буду видеть, но даже знать и находиться рядом — уже слишком. Я не смогу. Не смогу смотреть в синие глаза его детей, рожденных другими женщинами…

А ты бы смог так, Джейдан? Делить меня с кем-либо, знать, что обнимаю ночью крепко-крепко второго мужа? Я приму твое предложение о замужестве только тогда, когда на этот вопрос ты ответишь «да». А мы оба знаем, что это означает — никогда.