Мактуб. Пески Махруса

Замахнувшись, она влепляет мне пощечину по травмированной стороне лица. Я чувствую, как щека снова начинает кровоточить. Это ничто. Пустяк. Настоящая боль гораздо глубже. Все правильно. Эйнин должна научиться ненавидеть меня уже сейчас, чтобы справиться с тем, что последует дальше. Я жду второго удара, но она обессиленно отстраняется и, пошатнувшись, упирается лопатками в стену, обхватывает себя руками. Ты чувствуешь, Эйнин? Это то, чего я боялся. Огонь всегда полыхает ярче, когда горит сердце. Мне не жаль. Я чувствую то же самое. Совместно проживаемая боль, как и любовь, соединит невидимыми нитями наши души, сцепит намертво. Я так много хочу сказать тебе, но некоторые клятвы и обещания теряют смысл, когда произносятся или слишком рано, или слишком поздно, или не теми и не там. Мы могли бы любить друг друга так, как никому бы и не снилось…

Судорожные рыдания затихают в груди Эрики, и когда она снова поднимает на меня свой взгляд, в нем нет ничего, кроме арктического холода. Мои губы дергаются в нервной улыбке.

— Отстрели этому ублюдку яйца, если он выкарабкается и попробует подкатить к тебе, — хрипло произношу я.

— Я отстрелю их тебе, если мы снова встретимся, — резко парирует она.

Внутри что-то болезненно натягивается. Именно такой я увидел ее в галерее. Холодной, самоуверенной, насмешливой, строптивой копией девушки, которую я не мог выкинуть из головы долгие годы.

— Я же не разбил твое сердце, детка? — намеренно легкомысленным тоном спрашиваю я.

— Наше прощание затянулось, не находишь? — ее стальной язвительный вопрос как раз вовремя, потому как на лестничном пролете над нами раздается торопливый топот.

Оторвав взгляд от Эрики, снова надевшей свой бронебойный кокон стервозной бунтарки, поворачиваюсь к Видаду. Наклонившись, сгребаю кандуру на его груди и рывком поднимаю на ноги.

— Давай, ты первый, — рывком распахиваю дверь и толкаю Ильдара в спину. Как только он вываливается практически под шины внедорожника, протягиваю руку Эрике, — Теперь вы, агент Доусон, — но она, полностью игнорируя мой жест, твердой походкой выходит в открытый проем сама.

Прежде чем закрыть тяжелую дверь, я успеваю заметить, как один из оперативников открывает для нее дверь автомобиля, и она скрывается в пуленепробиваемом салоне, сжимая в своей ладони мою утраченную удачу, наше несбывшееся прошлое и настоящее и мрачно надвигающееся грозовыми тучами будущее. Один из оперативников замечает меня, но выпущенные из обоймы автомата пули не достигают цели, с гулким звуком ударяясь в железное полотно захлопнувшейся двери. Резким движением задвигаю засов.

— Gаmе оvеr, — хрипло бормочу я, прислоняясь плечом к двери, в которую безуспешно пытаются вломиться агенты ЦРУ. «Сейчас бы закурить», — мелькает в голове шальная мысль. Но последняя пачка сгорела вместе со взорванным номером. Несколько высоких фигур, облачённых в военный камуфляж, неумолимо надвигаются на меня. Лица скрыты черными балаклавами, стволы опущены в пол. Они не станут стрелять.

— Я надеюсь, у тебя есть логическое объяснение происходящему? — вопрос задан голосом, который я меньше всего ожидал услышать здесь — в столице Кемара.

— Отзови агентуру, дай им уйти, — стиснув зубы до характерного скрежета, произношу я. Мужчина подходит почти вплотную, громыхая тяжелыми берцами. В нос ударяет смешанный резкий запах пороха, табака и мужского пота. Жаркий выдался денек…

— Ты совсем обезумел, Джамаль? — голос дрожит от гнева.

— Отзови, и ты получишь его голову. Дай мне завершить задание. Я отошел от плана, но действовал исключительно в интересах отдела. Отзови парней, кадир[17].

— Предлагаешь отпустить государственного преступника, предателя вместе с кучкой иностранных шпионов? Поверить тебе на слово? Ты считаешь меня идиотом, Каттан? Или у тебя контузия после взрыва снаряда?

— Отзови, — глухо повторяю я.

— Или что?

— Или — то.

Глядя в разрезы балаклавы, в которых горят черные глаза Таира Кадера, я молниеносным движением подношу дуло заряженного кольта к своему подбородку, указательным пальцем надавливая на спусковой крючок. Солдаты за спиной командира мгновенно оживают, направляя на меня свои автоматы. Да, давайте, ребята, облегчите мне работу, — иронично думаю я. Кадер поднимает руку вверх, жестом приказывая опустить оружие. Разумеется, я не подчинюсь, а вот парни — да. Я никогда не был идеальным универсальным солдатом, но именно таким хотел меня видеть Кадер. Разочарование века. Стоит один раз отступить от правил, нарушить приказ, наплевать на инструкции — и начинается анархия и хаос. Процесс необратим. Мы оба это понимаем. Сорвав с головы балаклаву, Кадер приглаживает черные волосы и, прищурившись, неотрывно смотрит мне в глаза. Испытывающий взгляд. Таир успел неплохо изучить одного из своих лучших агентов, чтобы понять — я не блефую. Я никогда не блефую. Жизнь — это не тот инструмент, которым можно играть или торговаться.