Малабарские вдовы

– Чем ты вчера занимался? – Первин, зевнув, потянулась к чашке кофе.

– Съездил на Си-Вью-роуд, – без запинки ответил отец. – Хотел уточнить, все ли хорошо у Мумтаз-бегум, которую Гюльназ накануне не видела.

– А что Амина? – спросила Первин. – Тебе позволили подойти к джали и поговорить с Разией-бегум?

– Конечно, – ответил отец с ноткой досады. Он не привык, чтобы дочь судила его поступки. – Как раз пришел младший инспектор Сингх, я предложил через девочку-служанку попросить всех женщин подойти к джали на третьем этаже с их стороны и поговорить с нами. Сингх сказал, что вряд ли из этого что получится, но, узнав, что я – твой отец, они согласились.

Первин слишком сильно волновалась, чтобы порадоваться этой своей победе.

– Ты упомянул при младшем инспекторе про исчезновение Амины? Вдовы не хотят, чтобы полиция начинала расследование.

– Я ничего не спрашивал, хотя мне все отчетливее кажется, что скрывать это неразумно. Если ребенок пострадал от кого-то из членов семьи, я не хочу, чтобы меня обвинили в пособничестве и попустительстве.

Первин поперхнулась кофе. Пока откашливалась, сообразила, что нарушила закон, хотя сама думала, что поступает правильно. Кто же мог знать заранее? Ну и, допустим, никто ее ни в чем не обвинит – но как жить дальше, если Амина умрет?

Джамшеджи с укором посмотрел на дочь, потом намазал булочку маслом.

– Кстати, Мумтаз не пришла на разговор к джали с двумя другими. Разия-бегум сказала, что она плохо себя чувствует, – я припомнил, что ты говорила мне про ее беременность, и попросил Сингха ее не тревожить.

Первин опять взволновалась, не сказал ли отец лишнего.

– Я очень надеюсь, что ты ни словом не упомянул про ее беременность…

– Разумеется! – отрезал Джамшеджи. – Сингх, впрочем, выразил озабоченность и сказал, что, если она не в состоянии подойти к перегородке, ее необходимо показать врачу. Разия-бегум ответила, что вызовет врача, хотя и не обещает, что Мумтаз-бегум согласится его к себе допустить.

– И как тебе было разговаривать с ними через джали? Ты различал их голоса?

– Разумеется. У Разии-бегум голос ниже и не такой мелодичный, как у Сакины-бегум.

– Что еще ты узнал по ходу разговора?

– Сингх спросил у вдов, не звонили ли они тебе в Мистри-хаус. Разия-бегум сказала, что не звонила – собственно, у нее больше нет твоей визитной карточки.

– Раз она ее искала, значит, подумывала позвонить.

– Сакина-бегум отрицает, что звонила тебе. Они с Разией обе заявили, что Мумтаз весь вечер была у себя и никуда не звонила. После этого я спросил, опасаются ли они за свою безопасность; обе ответили, что хотели бы, чтобы дурван Мохсен и дальше охранял дом.

– Но отпустят ли его из полиции? – спросила Первин.

– Когда я приехал, он был на свободе и даже на своем посту.

То есть в полиции все-таки приняли в расчет сведения о Мохсене, которые им сообщила Первин. Он рядом с детьми, ворота под охраной. Первин не без гордости подумала о своей роли в этих событиях.

– Ты, возможно, помнишь, что на текстильной фабрике Фарида мне сообщили домашний адрес миссис Мукри, – продолжил Джамшеджи, упершись взглядом в вазочку с ломтиками папайи. – Прежде чем сесть в поезд до Пуны, я заглянул в твой портфель и выяснил адрес родных Сакины-бегум. Надеялся, что за день успею навестить оба семейства. И только когда я расположился в поезде и начал просматривать бумаги, до меня дошло, что местожительство миссис Мукри и отца Сакины-бегум совпадает. То есть приносить соболезнования и расследовать обстоятельства мне придется по одному и тому же адресу.

– Ничего себе! Получается, что Файсал и Сакина-бегум – брат и сестра? – изумилась Первин.

Джамшеджи обмакнул краешек брун-маски в кофе и принялся неспешно ее жевать.

– Нет. Братом с сестрой являются их родители, то есть получается, что Файсал Мукри и Сакина Шивна – двоюродные. Дом принадлежит деду и бабке Сакины, но, когда в 1910 году миссис Мукри овдовела, она перебралась туда же вместе со своими детьми, среди которых был и двенадцатилетний Файсал.

Первин отметила, что отец ее употребил имя Сакины без титула – в частных разговорах он вообще чурался формальностей. Похоже, первый фрагмент загадочной мозаики наконец-то сложился. Именно по причине кровного родства Сакина безоговорочно доверяла мистеру Мукри – вне зависимости от того, как одиозно он вел себя с другими.

– И какие у них были отношения в детстве? – поинтересовалась Первин.

– Миссис Мукри ничего об этом не сказала, а поскольку она в трауре по сыну, я не мог на нее давить. Мистер Шивна, отец Сакины, поведал мне, что они были близки, прямо как брат с сестрой, и, когда Файсал уехал учиться, Сакина очень по нему скучала. Потом, уже перед самым уходом, я переговорил в саду с младшим братом Сакины Аднаном и узнал кое-что еще.

У Первин было множество неотложных вопросов, но она не хотела прерывать рассказ отца и потому промолчала.

– Аднан сказал, что, когда Файсал появился в доме, он стал там старшим из мальчиков и попытался истребовать себе все привилегии, которыми до того пользовался сам Аднан.

– Какого рода привилегии?