Малая Бронная

Счастье захлестнуло Веру. Она с трудом дожидалась вечера. Скорее, скорее быть с Петей видеть его милое лицо, слышать звонкий голос, ощущать на себе его влюбленный взгляд. Он был таким ласковым, добрым, так ясно и хорошо все казалось рядом с ним, что Вера забылась. Она чувствовала себя совершенно счастливой и откровенно говорила:

— Петенька, ты как солнце, согрел и обласкал, мне так хорошо!

— Кому лучше, это еще вопрос, — посмеивался он.

Вечерами они бродили вдоль берега Песчанки или уходили через мост в лес. Петя всегда находил что-то необычное: яркую бабочку, огромный цветок или причудливо изогнутый ствол березы. Он знал много стихов, пел своим звонким голосом песни, почему-то пионерские: «Взвейтесь кострами, синие ночи…» Умел развести костер, испечь в золе картошку. А однажды сказал:

— Вот дадут отпуск, повезу тебя к свекрови.

— К кому?

— К моей маме. Она тебя заставит печь хлеб, доить корову и кормить поросенка!

— Боюсь! — дурачилась Вера. — Коровы боюсь.

— Так и быть, заступлюсь за тебя, трусишка. А корова у нас: «Дряхлая, выпали зубы, свиток годов на рогах».

— Ты знаешь Есенина?

— «Дорогая, сядем рядом, поглядим в глаза друг другу». Или вот: «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!»

— Еще! — требует Вера, и он читает:

— «Ах, и сам я в чаще звонкой увидал вчера в тумане: рыжий месяц жеребенком запрягался в наши сани»…

И вот все оборвалось. Точно пятнадцатого июня пришел приказ о переводе Веры в областную прокуратуру. Веру словно ледяной водой окатило. Сдать дела было недолго, управилась в один день. Лучинниковы хотели устроить проводы, но Вера отказалась, надо было уехать без шума, постараться, чтобы ничего не узнал Петя. В последний вечер она ушла с ним в лес. Они долго плутали по сосняку, потом вышли к реке и сели отдохнуть. Петя положил голову ей на колени:

— В воскресенье пойдем расписываться.

— Зачем тебе это?

— Для порядка. Или ты не хочешь иметь сына?

Сын ему понадобился, ничего-то он не знает.

Он приподнялся и обнял ее за шею, заглядывая в глаза.

— Смешной ты мой, сколько же тебе нужно детей?

— Трех.

— Какой жадный!

— Да вот. Так договорились на воскресенье?

Вера поцеловала его, чтобы не отвечать. Всю эту ночь она не спала, прислушиваясь к дыханию Пети, с болью ощущая, как уходят последние счастливые минуты. Но разве это счастье, когда сердце сжимается от горечи близкой разлуки? И все же так хорошо знать, что Петя еще рядом, что, проснувшись, он будет сразу искать ее глазами, улыбнется и скажет что-нибудь неуклюже-ласковое…

Утром Вера подписала акт сдачи дел и, отдав свои ключи от прокуратуры Шуре, пошла в ветеринарную лечебницу. Петя был в профилактории, большом сарае без крыши, — от всех помещений лечебницы остались только названия. Петя сосредоточенно возился с ногой большой рыжей лошади. Потом он стал бинтовать ногу одной рукой, другой держа тяжелое бурое копыто. Лошадь терпеливо стояла на трех ногах, кося лиловым глазом на Петю и вздрагивая всей кожей. Но вот Петя осторожно поставил забинтованную ногу лошади и, разогнувшись, увидел Веру.

— Что случилось?

— Разве у меня такой пожарный вид? Пришла сказать, что сейчас уезжаю.

— Надолго?

— Н-не знаю.

— Ты уж обратно поскорее, ладно? А почему такая?

— Какая? — постаралась улыбнуться Вера.

— Пасмурная. Устала? Не ездий, моя хорошая, а?

— Невозможно. Ты ночуй у себя.

— И когда я буду женатым?

— Мне пора.

— Ну хоть поцелуй, — шепнул он, оглядываясь, но, кроме рыжей лошади, никого не было. Вера выбежала, еще долго чувствуя жар его губ и всеми силами сопротивляясь охватывающей ее тоске. Распрощавшись со всеми в прокуратуре, Вера пошла к Смирновой.

— Не нравится мне эта поспешность, — сказала она, усаживая Веру возле себя. — А как же Петя? Переедет к вам?

— С ним все кончено…

— Верочка!

— …И я прошу вас передать ему это. Я не вправе писать ему, а сказать сама не в силах.

— Но только вчера он приглашал меня на свадьбу! Что же случилось?

— Я не могу быть его женой.

— Почему?

— Потому, что люблю его. Большего не могу сказать.

— Верочка, я не вмешиваюсь, но, может быть, вам нужно решить это вместе с Петей? Он очень хороший человек.

— Если бы он был плохим, я не поступила бы так.

— А вы не преувеличиваете?

— Кажется, нет.

— Я скажу ему, но уверена, он не отступится от вас.

— Прощайте, милая Елена Михайловна, спасибо вам за все. И не приходите на вокзал, мне и так тяжко.

Смирнова пожала Вере руку, потом поцеловала. Погасшая папироска дрожала в ее пальцах, и на неспрятанных за дымом глазах навернулись слезы. Вера порывисто обняла ее хрупкие плечи, прижав лицо к пушистым темным волосам с густыми стежками седины.

Лучинников, Шарапов и Шурочка пришли на вокзал. За ними шли Франкин и осунувшийся, постаревший Федоренко.

— Заступайтесь там за нас, провинциалов, — шутил неугомонный Лучинников, пытливо поглядывая на Веру: больно невесела от повышения. А Зина совала сверток со своей стряпней:

— На-ко на дорожку, да пиши, не гордись!

— Похлопочите за меня, авось какой захудалый районишко подкинут, — дурашливо откровенничал Шарапов.