Малая Бронная

Видно, там ехали украинцы. Песня шла неторопливо, нежно, постепенно замирая, и под эту напевную ласку Аля уснула, глубоко, без снов, укачиваясь ритмичным постукиванием колес на стыках рельс. Не мешал даже разнозвучный могучий храп.

45

Проснулась от резкого толчка, поезд дернулся и встал. Вагон загалдел, люди вскакивали, суетились, липли к окнам, некоторые затопали к дверям.

— Отставить! — резко крикнул лейтенант. — Не было команды выходить.

Солдаты толклись у двери, неохотно возвращаясь.

Старшая успокаивала:

— Самолеты… пару бомб кинули. Вот и поехали, чего же паниковать?

Поезд тронулся плавно, мирно. Рассветало. Аля смотрела в окно, удивляясь: такого леса никогда не бывало! Голые ветки, снег, но почему, сколько уже едут, все деревья одинаковой высоты?

— Как подстриженные деревья-то… — сказала и Мила, та, что плакала ночью.

— Так и есть, артиллерия постаралась.

Это басовитый солдат в соседнем купе ответил Миле.

Среди деревьев Аля увидела стволы пушек, нацеленных под углом от земли в ту же сторону, куда шел их поезд. У Али екнуло сердце: а вдруг здесь Игорь, он же командир батареи?! Она потаенно улыбнулась: знал бы он, куда она махнула!

— Девчонки, слезайте паек уничтожать, — позвала старшая.

— Умыться бы… — мечтательно произнесла Мила.

— Наведете чистоту-красоту после войны, — со смехом выкрикнул молоденький голос новобранца.

Аля спустилась на нижнюю полку, стараясь не слишком открыто рассмотреть своих спутниц.

Мила круглолицая, в кудряшках, такая рослая, упитанная, а плакса! Лейтенант-финансист тоже высокая, но бледная, из госпиталя. Шинель на ней новая, а вместо форменной ушанки пуховый платок, под ним угадывалась намотка бинтов, еще не все зажило. Больше всех удивила старшая: казалась она по зычности гром-бабой, а предстала маленькой, щуплой, немолодой.

— Ты, мать, вся в голос уросла, — гыкнул новобранец.

— А ты в дурость. Ум, а не рост человеку нужен.

Едва успели поесть — опять расчудесный хлеб, да еще и с колбасой, — как старшая приказала:

— Собраться в полной готовности, а я на разведку. — И, сняв отгораживавшую их плащ-палатку, утолкала ее в свой опустевший «сидор». Она от купе, а сюда солдаты:

— Девушки, дайте хоть на вас посмотреть напоследок!

— Может, споем опять? У кого тут из вас голосок нежный?

Шумели, хохотали… Лейтенант-финансист сидела в уголке, обхватив голову руками, от гама разболелась. Девчонки жались к ней, смущались, только рослая Мила покрикивала:

— Вот явится старшая, она вам покажет!

Появилась старшая, скомандовала:

— На выход!

Солдаты загудели, прощаясь, улыбались, кто-то запел:

Прощай, милка дорогая,
Ты меня не забывай!

Возле дверей задержался лейтенант, глянул на Алю глубоко посаженными глазами:

— Здравствуйте.

Вот чей голос она вспоминала и никак не могла припомнить ночью!

— Вы?!

Щербинка, Наткин медпункт и лейтенант у огня печки. Он, он!

— До свидания… — он вскинул руку к шапке.

Жив… А ведь тогда — из боя и в бой. Надо бы спросить об остальных, живы ли… Но поезд уже тронулся, и Аля спрыгнула.

Вдохнув чистейшего воздуха, оглядела маленький корпус станции в окружении деревьев, застывших на морозе в неправдоподобной тишине. Аля не поверила: и это фронт?

Только вот снег вокруг притихшей мирной станции был темен, в отпечатках танковых гусениц и колес грузовиков, а по обочинам дороги размолот сотнями солдатских сапог, кое-где виднелись и полукружья от лошадиных подков.

— Все на станцию, там разбирайтесь, а военно-прокуратурские за мной!

Попрощавшись с лейтенантом-финансистом в пуховом платке и связистками, Аля с Милой пошагали за своей старшей.

46

Подошли к небольшому дому, а на крыльце — майор Шароев, в накинутой шинели, все такой же небритый. Ждет, значит, правда, самолет сюда добрался.

— Басова, — сказал он сердито. — Почему в капитанской форме? Что это за маскарад?

— Шинельку мою подпалило, сами видели, а у интенданта по моему росту только эта нашлась — ничуть не смутилась старшая. — Да шпала мне облегчение в дороге, а так и не смотрят.

— Шпалу немедленно снять, а еще в военной прокуратуре… Докладывайте.

— Эта вот, большая, слабовата на слезу, пугливая, к себе возьму, а вторая ничего, годится, хоть и затощала.

— Ну, девушки, к обеду получите в складах у интендантов форму, и сюда.

— Есть сюда! — крикнула Мила, Аля промолчала.

Мила останется с Басовой, хоть и не понятно, что будет делать. А с ней, Алей, неясность абсолютная, но спросить не осмелилась. До обеда можно и потерпеть.

За день так умоталась, что пришла в себя только ночью.

В домике тепло, хозяйка спит где-то в другой комнате, Мила забралась на печь, в окошко смотрит круглая луна, такая мирная, спокойная… да ведь сейчас, наверное, уже Новый год наступил!

— Мила… — тихо позвала Аля, но никто не ответил. Аля опять повернулась к окну, сказала месяцу:

Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий…
Не видал ли где на свете…