Малая Пречистая

– А у нас-то чё, в Левощёкино, девки! В Щучку же с моста машина брякнулась. Чё же это за такое-то?! Чё ж за бряканье на нашу голову свалилось? Будто накликал кто. Да чё, ведь пьют же не стихают. Мастер ихий, доротделовский, Октябрин-то, или ка его там… шофёр – молоденький совсем мальчишка, ну и тутошний – Тарас-то Правощёкин, Анкудиныч, а не Палыч. Кто из его родных-то есть тут или нет ли? Сказать бы надо. Только колёса-то и видно. Все, слава тебе Господи, живы, только поросёнок утоп, не выплыл. Тарас поросёнка в городе купил, а эти на машине по дороге где-то с поросёнком-то его и подобрали. Знал бы, говорит, дак и не сел. Но по пословице-то: где упадёшь-то, бы знатьё, там и соломки подложил бы. Ну и… ага, они без этого-то дела где же… как же они, куда без водочки-то, нет, они без водки и до ветру-то не выскочут. Мой тоже еле тёпленький в тайгу уплёлся – послала мох надрать для окон… А тут, болтают, нет ли, медведь ещё бродит. Ну и… перед мостом-то там колдобина. Они в колдобину-то ать. А поросёнок – тот на руль. И – в реку. Перил там, на мосту, и отродясь как будто не бывало, дак чё, махина-то такая…

– Поросёнок, девка, в реку?

– Да пошто поросёнок-то!.. Тот – на руль, машина – в реку.

– Да ты чё!

– Да я ничё. Оттуда только что. Генка на мотоциклишке отторкал. Туда спалкали и сюда успели вот.

– Всё хоть, Лександра, слава Богу? Живы?

– Да ты глуха, девка, ли чё ли?! Живы, живы, сколь тростить-то… Поросёнок только, говорю, утоп. А Тарас и плавать не умет, дак до сих пор на колесе так и сидит там.

– А чё сидит-то?

– Да ты пошто така-то, а! Плавать же, говорят ей, не умет, дак и сидит вот.

– Ну хоть беги, девки, туда…

– Час-то уж… погоди, ещё и тут вот…

– Дак не пойму я, а, Лександра, кто за рулём-то ехал – человек иль поросёнок?

– Ну и беда, девка, с тобой…

Земля, Земля, я-Космос… Коля, беги. Прыгай, салага. Ещё малость. Давай, давай, хлопец! Давай! И бежит Коля. В одной руке его топор, другая – в сторону. И тесёмочки шапки-ушанки вверх-вниз, вверх-вниз. И под ногами Михаила Трофимовича хрустит подмороженная трава, грудь Михаила Трофимовича распирает студёный воздух, и скользят его кирзовые сапоги по глине… Ну, ещё, ещё немного, ну, чуть-чуть, ну, трошки, вот, вот… вот… ах, мать твою!.. Ну, снова начни, хлопец, снова. И бревно, другое, третье… помни, где как. Не оглядывайся на меня и не скалься. И бежит снова Коля, оглядываясь и улыбаясь Нордету: привет соседу, мол. Не скалься, щенок, ты же не на лагерной сцене, а жизнь не частушка – заново не пропоёшь. Третье бревно, четвёртое… Ну, не будь же горшком… Пятое, шестое… Седьмое… Ох, дур-р-рак-к!

И заплакал Михаил Трофимович.

И зашумел народ, запричитали бабы. И кто-то, кто жил поблизости, бросился домой за верёвками, кого-то отправили за лодкой. Засуетились, задвигались мужики. А Катька-дурочка пристала к Васе-дурачку, тянет его за воротник вельветовой куртки, крутит пальцем у виска и маячит о чем-то, кивая на голову Михаила Трофимовича. Ёжился Вася, ёжился, но всё же отложил хлеб и остатки огурца, накрыл их сорванным с растущего рядом лопуха и, взглянув подозрительно на Катьку, а затем – на захороненные им только что продукты, съехал на заднице с яра. Протиснулся Вася в раззуженной толпе, зашёл выше моста, скатил с берега в реку завалявшееся там бревно, забрёл в воду, оплетя ногами в разноцветных ботинках, оседлал бревно, оттолкнулся и поплыл, отгребаясь, как вёслами, ладошками. Не знает, куда смотреть, народ, что делать, не знает. Быстро затянуло Васю с его судёнышком под мост. Вынесло с другой стороны – а Васи нет. Только крест-накрест вверх подошвами его ботинки и виднеются. Успели, зацепили шестом бревно, подтянули к берегу, перевернули: сидит Вася с зажмуренными глазами и плотно запечатанными ноздрями – в них упрятал пальцы указательные. А с яра со свистом несутся мальчишки и кричат, что идут, мол, трактора, и не три, а целых семь. И мужики на лодках подплывают. И верёвки принесли…

Но ничего не слышит Михаил Трофимович. В ушах его хруст пожухлой травы – все остальные звуки заглушил, ступни его остывающих ног скользят по глине, в глазах его маленькими светящимися точками снег посыпал, повалил спустя чуть хлопьями.