Малая Пречистая

Мордушки на Кеми стоят – те бы проверить. Может, попалось что-нибудь – дня три уже там не был. Всё не до этого. Пора. Уху из свежей рыбы на обед сварю. Или – шарбу. Совсем-то ничего не есть – нельзя. Душу следует поддерживать – слабеет, вянет. Как от дождя раскисла будто – обвисает. Души-то нет, я – про себя. Тело подпитывать – другое дело. Тело – я, понятно как-то. А я – душа… не держится в уме. Хотя… тоскую-то когда… болит же чё-то. Тело-то – вон оно – здорово, таким в могилу не закапывают. Лучше не думать – не запутаешься. А еле-еле душа в теле?.. Не думать лучше. Нет, лучше уж думать о другом.

После – пастись на улицу скотину выгнать.

И других дел накопилось – подождут. Дождь перестанет уж – тогда. Из-за дождя – не отговорка. В дождь не пойдёшь же сено перемётывать. К примеру. Да и на самом деле: у одного, у ближнего, зарода сильно, не сильно ли, но бок, наверное, пролило – переложить бы. И лук выдёргивать не станешь. Дай капусту вырубать – ту ещё рано. Неделю-две ещё пусть посидит. Да хоть до самого Покрова. Если морозы раньше не нагрянут. А то бывает. В прошлом году снег выпал в конце августа, двадцать восьмого. Два дня – недолго, правда, пролежал. И ещё месяц после этого стояло.

Обулся в болотные сапоги, оделся в плащ-накидку. Корочку хлеба отрезал, посолил. В рот её сунул. Подался.

В ограде побыл. Корочку съел. Подышал сырым воздухом.

Пошёл.

Напротив ворот своего дома сосед стоит. Опёрся обеими руками на железные вилы. Арынин. Дядя Саша. Едва в потёмках на него не натолкнулся – с чёрной от сырости дорогой слился. Лишь голова блазнит – седая – мреет. Он – как маяк, я – как корабль.

Разглядел. Спрашиваю:

– Ты чё тут с вилами-то делаешь? Кого попираешь?

– Стою, – отвечает.

– Да вижу, что стоишь, а чё стоишь-то?

– Размышляю.

Смешно как-то.

Спрашиваю:

– О конце света?.. Такая тьма-то.

– А чё о ём-то?.. Он, размышляй не размышляй о ём, один хрен наступит, – говорит дядя Саша. – Хошь бы моя, Кержачка, изменила мне – об этом.

– Зачем тебе?

– Да повод был бы пришибить. А ты куда в такую рань?

– На Кемь, – говорю. – Морды проверить.

– A-а. Здря, – говорит дядя Саша. – Вряд ли чё попадётся.

– Почему?

– Можешь и не ходить. Луна-то полная.

– А где она?

– А разве важно?.. Хошь и за тучами, да есь же… а еслив есь, дак и влият. Скоро Возвиженне. У медведей, – говорит дядя Саша, – само гуляние. Медведи-мужики бродят за медведицей-бабой, как бараны за овцой. В кого она, медведица, плюнет, в того они харькнут. Кого она цапнет, того они разорвут – шибко угодливые перед ей об эту пору, кажный пондра-виться ей норовит, чтобы яво, а не другого выделила для потомства. Оно – природа. Она порядок устанавливав А сёдни ж, парень, тоже праздник.

– Какой? – спрашиваю.

– Да Рожесво же… Богородицы.

– А-а, – говорю. И думаю:

Мать бы сказала:

Малая Пречистая.

– Ну, а луна?

– А чё луна?

– При чём луна-то?

– Полная. Круглая. Как Лушино лицо. Рыба болет счас, в полнолуние. Стоит на ямах, не охотится.

– Посмотрим.

– Ачё смотреть?.. Из веку уж известно. Люди не первый год живут.

Пошёл я.

Слышу:

– В омшаник сунулся, – говорит дядя Саша, – смотрю, дверь на замке.

– Понятно, – говорю, не оглядываясь.

– Когда успела?.. А как её проверить, медовуху-то, – бурчит дядя Саша. – Слатости добавлять в яё, не надо ли? То показалось мне вчерась – сластила…

– За ночь-то вряд ли скисла – не успела.

– Всяко быват… Не знаю, парень.

Ну, думаю, людям по семьдесят лет, а на уме какая-то измена. Так это, шутит он, что пришибить-то. И про измену – тоже шутит. Семьдесят лет – это как всё уж.

Тут же кричит мне в темноту:

– Есь у меня, припрятано маленько! Чикушка белой. Опохмеляться будешь, нет ли?.. То одному-то – не привышен.

– Нет, – повернулся, чтобы слышал он, дядя Саша, тугой немного на ухо, отвечаю. – Чё-то не хочется. Не буду.

– Надо б здоровьишко поправить. Ну, а то как?

– Да я ничё, вроде нормально!

– И голова, ли чё ли, не гудит?

– Да вроде нет.

– Смотри. А я своё, поди, поправлю… Нельзя над ём так изгаляться. Сдаст и само, без нашей помочи, испортится… Придётся, значит, одному. Терпеть – надсадно организьму. А я яму, парень, не враг… как сёдни этой вон… Кержачке… Замок, успела, насадила. А всё давление, мол, давление… Ох уж и ушлая же Луша.