Малахов курган

— Вот и вы, адмирал... И вы очень кстати, полковник... Будьте любезны, полковник, отправляйтесь немедленно на Мекензиеву гору. Армия займет эти высоты. Она идет туда. Мы займем там позицию во фланг неприятелю: он намерен атаковать Севастополь с Северной стороны. Надлежит усилить Мекензиеву гору — вы увидите, что там нужно сделать. Это по вашей части...

Тотлебен попробовал изложить жалобу на Станюковича. Если неприятель действительно идет на Северную сторону, надо со всей поспешностью усиливать там укрепления, и материалы нужны неотложно. А Станюкович упрямится, ничего не дает.

— Да, да, я это все знаю, — раздраженно ответил Меншиков. — Это все потом. А теперь отправляйтесь...

— Как — теперь?! — воскликнул Тотлебен. — Сейчас? Сию минуту?

— Да, кажется, я выражаюсь ясно.

— Слушаю, ваша светлость!..

Спускаясь ощупью вниз, полковник не знал, что ему делать. Его валила с ног усталость, он едва ее превозмогал.

После удаления Тотлебена Меншиков обратился к Корнилову:

— Я пригласил вас, адмирал, вот ради чего. Атакуя Северную сторону, союзники воспользуются превосходящими силами своего флота, чтобы поставить нас в два огня: флот их сделает попытку форсировать вход в бухту. Необходимо пресечь самую возможность этого, загородив вход на рейд.

— Внезапная атака с моря невозможна... Вход преграждают боны.

— Боны? Этого мало. Предлагаю вам затопить поперек бухты достаточное количество старых кораблей, по вашему выбору.

— Запереть флот на рейде?! Это невозможно, ваше сиятельство!

— Извольте отправляться и исполнять, что вам приказано! — жестко и сурово оборвал Корнилова князь.

Корнилов приложил руку к козырьку, звякнул шпорами и повернулся к выходу с вышки.

Вслед за Корниловым спустился Стеценков и догнал его, когда адмирал садился на коня. Тотлебен уже уехал, взяв с собой одного казака.

— Владимир Алексеевич, князь...

— Что «князь»? — раздраженно прервал Корнилов.

Стеценков молчал. Корнилов ожидал, что лейтенант прибавит: «князь сошел с ума». И Стеценков ждал, что Корнилов скажет то же.

Оба помолчали. Прерывая молчание, Корнилов резким тоном начальника приказал:

— Лейтенант, разыщите немедленно морские батальоны и передайте мой приказ: идти прямо в Севастополь. Люди там пусть разойдутся по своим кораблям.

— Есть!

— А там будь что будет! — воскликнул Корнилов и тронул коня.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Холодное утро

Уже светало, когда инженер-полковник перебрался на левый берег Бельбека и пустился через бугор к дубовой роще, обрамляющей Мекензиеву гору. Тотлебен удивился, увидев, что здесь местность совершенно пустынна. Не было видно ни одной пехотной военной части, ни конницы, ни обозов. Если князь и отдал распоряжение армии идти на Мекензиеву гору, то это приказание не исполнили. Да его и нельзя было исполнить, как вскоре убедился Тотлебен. Часть армии пошла с Бельбека прямиком на Северную сторону, а главная масса, словно поток, скатилась в долину, где пролегала к Севастополю большая дорога. И, конечно, никакая сила теперь не в состоянии была повернуть тысячи усталых людей, обремененных оружием, и заставить их подняться в горы. Армия двигалась под защиту севастопольских укреплений, под крыши севастопольских казарм и домов. Движение по большой дороге с рассветом усилилось: шли обозы, артиллерия, раненые и здоровые солдаты, отставшие от своих частей. Влиться в эту людскую реку, подгоняемую легким морозцем, значило попасть в Севастополь не ранее полудня. С большим трудом Тотлебен пробрался меж возов и людей на правую сторону дороги и горной тропой направился домой, на Северную сторону.

Корнилов вернулся на Северную сторону еще до восхода солнца, отдал казаку у батареи коня, взял ялик и отправился на корабль к Нахимову. До побудки еще было далеко. Команда спала. Окна адмиральской каюты на корме светились. Корнилов знаком руки остановил вахтенного начальника, чтобы он не вызывал фалгребных, и, выпрыгнув из ялика, быстро взбежал по трапу на палубу.

— Мичман, прикажите разбудить адмирала, — обратился Корнилов к вахтенному начальнику.

— Да, кажется, Павел Степанович еще не ложился: ему привезли целую кипу английских газет. Он читает...

— Отлично!

Корнилов постучал в дверь адмиральской каюты.

— Входите! А! Это вы, Владимир Алексеевич? Очень хорошо-с! Признаться, я ждал вас. Ну, что в армии? Видели светлейшего? Что он изволит? Садитесь...

На полу около Нахимова лежал целый ворох развернутых газет.

— На горах чертовски холодно...

— Камбуз погашен. Горячего чаю я не могу вам предложить...

— Я выпил бы вина.

— Зачем вас звал светлейший?.. Да вы садитесь.

— Дайте размять ноги. Не люблю ездить в седле!

Корнилов начал ходить по небольшой каюте: пять шагов туда, пять шагов назад.

— Светлейший, мне кажется... — Корнилов не сразу нашел подходящее выражение. — На него повлияло неудачное дело... Он нравственно и умственно разбит.

— Ну еще бы! В семьдесят лет это, знаете-с...

— При чем тут лета! Суворов в семьдесят лет перешел Альпы!

— Следовательно, Меншиков не Суворов. Только и всего-с. Так что же теперь собирается делать наш полководец?