Малахов курган

— Он отдал приказ идти армии на Мекензиеву гору и послал туда Тотлебена.

— Это зачем-с?

— Посмотреть, как армия может там укрепиться.

— Знаете, нам надо ждать завтра гостей с Северной стороны. Что ж, встретим горячо. Какие же распоряжения сделал на этот случай князь?

— Он приказал потопить на рейде корабли, чтобы преградить неприятельскому флоту доступ в бухту...

— Видали подлость?! — воскликнул Нахимов, вспыхнув, но тут же погас и, улыбаясь, прибавил: — А впрочем-с, разумно, хотя этого я не ждал-с!

Нахимов поднялся и достал из стенного шкафчика засмоленную бутылку и два высоких тонких стаканчика.

— Настоящий амонтилиадо из Лондона. Испанские вина надо покупать в Англии — берёг для случая...

Отбивая осторожно смолу с горлышка, Нахимов спросил:

— Скажите, армия и точно пошла на Мекензиеву гору?

— Какое там! Валом валит в город... Завтра армия к вечеру будет в Севастополе. Я остаюсь при первом своем намерении. Я послал Стеценкова: приказал морским батальонам немедля идти сюда и разойтись по кораблям.

— Дальше-с?

— Флот выйдет в море. Мы примем бой. Лучше погибнуть в открытом бою!

— Что ж, обсудим ваш проект еще раз.

— Ах, мы уже обсуждали! И, кажется, Павел Степанович, вы со мной во всем были согласны...

— Не совсем-с! Если вы поднимете сигнал «Командую флотом», я вам подчинюсь. Истомин, Новосильский тоже... Мы все с вами, мой друг... То, что говорено между нами, я исполню свято.

— Я не сомневаюсь в вас, адмирал. В командирах кораблей тоже...

— И в командах — следует прибавить-с! А это десять тысяч человек! Что такое флот? Корабли? Нет! Не одни корабли — флот в людях. Тридцать — сорок кораблей можно построить в год, два года, а людей мы воспитываем вот уже тридцать лет-с! Потопить несколько кораблей — это еще не беда-с, а похоронить в море вместе с людьми дух Черноморского флота — это уж совсем другое дело-с! Это беда-с!

Корнилов приложил кончики пальцев к вискам. Нахимов продолжал:

— Пора нам перестать смотреть на матросов как на крепостных крестьян, а на себя — как на помещиков. Матрос на флоте — все-с! Он и на верную смерть пойдет, если нужно.

— Все это вы говорите кому угодно, а не мне, Павел Степанович! Все это я знаю и с вами согласен.

— Почему же-с! Я с вами, как с самим собой, говорю. Я не говорю «вам», а «нам». И мне жалко корабли, но жальче людей. Нам всем нужно понять: матрос — главный двигатель на корабле. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия; матрос, если нужно, бросится на абордаж. Все сделает матрос, если мы, начальники, не будем эгоистами, ежели не будем смотреть на службу как на средство удовлетворения своего честолюбия, а на подчиненных — как на ступень своего возвышения. Матросы! Их мы должны возвышать, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбивы, а действительно служим отечеству! А корабли? Мы их построим.

Корнилов терпеливо выслушал горячие слова Нахимова.

— Все это я знаю, Павел Степанович, и вполне разделяю. А что скажут в армии? В армии тоже люди. Вот Меншиков уложил на Альме, пожалуй, пять тысяч человек. Солдаты скажут: «А что делал флот? Бонами загородился, когда нас англичане с кораблей громили!»

— И пусть скажут. Флот свой долг исполнит. Все увидят... Без театральных эффектов-с! Вы не забудьте еще, что скажет нам князь. Его нельзя скинуть со счетов... Мы вытянемся из бухты на рейд, а он скажет: «Флот взбунтовался, пали!» Вы поручитесь за то, что мы не получим с береговых батарей чугунные гостинцы?

— Я надеюсь убедить князя. Мне важнее увериться в полном единодушии флагманов и капитанов. Я соберу сегодня у себя всех... скажем, в восемь утра. И вас прошу быть... Станете ли вы меня оспаривать на совете?

— Я буду молчать-с... Вам, однако, надо бы хорошенько поспать. Вы в лихорадке... Команды наэлектризованы... Такие решения, как ваше, надо принимать хладнокровно и с ясной головой. У вас есть еще три часа времени. Советую вам отдохнуть!

— Спасибо за совет. Я так и сделаю... Итак, в восемь часов в штабе.

— Есть!

Они чокнулись и выпили по бокалу золотистого вина.

Прощаясь, Корнилов удержал в своей руке руку Нахимова:

— Вы верите мне, что мною руководит не честолюбие, а любовь к отечеству и долг службы?

— Верю-с! — ответил Нахимов, крепко пожимая руку Корнилову. — Вам я верю вполне!

Но Корнилов почуял почти неуловимое движение руки Нахимова: как будто он хотел ее освободить из дружеской руки.

— Поверьте мне, Павел Степанович, может быть гораздо хуже. Вы правы: матросы наэлектризованы. Это заряженная лейденская банка... С ней надо обращаться осторожно. А то вдруг...

— Что — вдруг?

— Вдруг матросы откажутся топить корабли, да и влепят с «Трех святителей» «Громоносцу» залп всем бортом! Что тогда?

— Тогда? В крюйт-камере «Громоносца» тысяча пудов пороха. Пароход взлетит на воздух вместе с князем. Но этого не будет. Это вздор-с! Этого я не позволю-с!

— Итак, я жду вас к себе ровно в восемь часов.

— Да. Постарайтесь соснуть, мой друг.

Военный совет