Малахов курган

Веня возвращался, прикидывая на разные лады, как его встретят дома. Мать, увидев на голове его матросскую фуражку, а на плечах бушлата пристегнутые кое-как погоны с цифрой «36», наверное, всплеснет руками, обрадуется и даже спросить забудет, где он пропадал двое суток: прямо кинется целовать и обнимать. Ольга фыркнет: «Ишь ты, вырядился, последыш!» Маринка сдернет с него шапку и напялит на себя или еще какое-нибудь выкинет коленце. Хоня молча улыбнется. А Наташа заплачет от радости и закричит: «Глядите, милые мои! Да он, никак, в юнги записался! Ах, матросик мой миленький!»

Ну, а если батенька дома? Батенька, слова не говоря, отстегнет ремень. Лупцовки не миновать! Веня готов во всем сознаться, готов согласиться, что его давно пора выпороть: он столько набедокурил за прошлое время, так всем надоел... А все-таки жесткий батенькин ремень — вещь довольно неприятная; батенька к нему прибегает редко, но уж если «полирует», то «полирует» как следует.

Семь бед — один ответ! Веня решается. Морской походкой, немного вразвалку, очень похоже на Стрёму расставляя ноги, он направляется к родному дому.

Малахова кургана не узнать. На флагштоке Белой башни веет флаг. Наизволок мимо Могученкова дома идет, извиваясь, небывалая новая дорога; по ней, вздымая пыль сапогами, в гору идут солдаты вольным шагом, с ружьями на плечо. За солдатами пара буйволов упрямо тянет в гору фуру. На ней корабельная цистерна: большой клепаный железный ящик для воды. На камнях фура прыгает и ковыляет, и цистерна гремит и гудит колоколом от каждого толчка. А еще ниже, шагов сто не доходя до Могученкова дома, застряла, попав в выбоину колесом, пушка. Ее подвесили над осью колесного хода и тянут в гору «народом» матросы. Ими командует мичман с озорными глазами. Он весь в пыли, по его красному от натуги лицу струятся грязные потоки пота. Фуражка по-нахимовски сдвинута на затылок. Влегши в первую лямку, мичман «закликает», в чем и состоит в эту минуту его команда:

Эй, дубинушка, ухнем!

Раззеленая сама пойдет!

Матросы, подхватив «Дубинушку» хором, пробуют рывком вынуть колесо из колдобины. Колесо почти выскочило из нее, но скатывается назад.

Веня подошел и смотрит со стороны: вытащат пушку или нет.

— Вздохнем, ребята! — командует мичман.

Матросы стали, не бросая лямок, дышат тяжело, поругиваются потихоньку.

— Эй, юнга! — зовет, увидев Веню, мичман. — Ты что без дела стоишь? Подсоби. Тебя нам только и не хватает.

— Есть! — отвечает Веня и берется за канат.

— Давай, братцы!

Аль вы пушки не видали?

В руки банника не брали?

Эй, дубинушка, ухнем!

Раззеленая сама пойдет!

— Пошла, пошла! Сама идет! — кричат матросы, выдернув колесо из ямы.

Веня упористо шагает со всеми в ногу и косится на свой дом. Пушка под веселую песню катится со звоном мимо каменного забора. Сейчас, наверное, кто-нибудь из сестер или мать выйдет на крылечко (уж очень весело поют) и увидит, что Веня не то чтобы где-нибудь баловать, а самым нужным делом занят. Но никто не выбежал на крылечко, не выглянул из окна. Веня видит впереди крутой, хотя и гладкий взлобок и не знает, что ему — катить ли пушку дальше, до самой верхушки кургана, или бросить и идти домой. Вдруг кто-то так хватил его по затылку, что шапка у юнги слетела с головы и покатилась в сторону. Кто-то дернул Веню и оторвал от каната. Он узнал Маринку.

— Маменька глаза выплакала, а он... Иди домой!

Пушка стала. Веня упирается. Маринка тащит его за руку к калитке.

— Красотка! — кричит мичман. — Чем бы нам помочь, а вы у нас главного работника отнимаете!

— А вы пойте веселее! — ответила Маринка на ходу.

— Да мы уж все песни перепели. Запойте-ка вы нам, что ли...

— От моей песни у вас пушка треснет! — увлекая Веню в дом, кричит Маринка.

Матросы смеются.

— Огонь девчонка! Чья это, не знаете, ребята?

— Могученко, кума Павла Степановича, дочь, — отвечает мичману один из матросов. — И мальчишка тоже евонный.

— Ну, ребята, берись!

Пушка без песни со звоном покатилась в гору.

— Вот тебе твое золото! — втолкнув Веню в комнату, крикнула Маринка матери. — В воде не тонет и в огне не горит. Получай! Некогда мне с вами тут!

Маринка убежала.

Анна молча взглянула на сына заплаканными глазами и даже не улыбнулась, отвернулась к шестку и начала мыть горшки.

Веня тихо отошел в уголок и сел напротив Наташи на скамейку под корабликом. Наташа, перебиравшая как ни в чем не бывало свои коклюшки, подняла голову, внимательно оглядела Веню и чуть-чуть улыбнулась.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Игра в жмурки»