Малахов курган

Будищев решил, когда ему дадут сигнал барабаном с люнета, вести атаку на английскую батарею разом с трех сторон. Поэтому Будищев разделил своих бойцов на три отряда. Около девяти часов вечера левый отряд из стрелков-матросов, вооруженных штуцерами с примкнутыми штыками, вышел с батареи Будищева под командой мичмана Завалишина, направляясь краем Докового оврага к вершине. Впереди шел рядом с Завалишиным юнга Могученко-четвертый. За ними вереницей по тропинке шли матросы-стрелки, соблюдая тишину. В конце вереницы, рядом с цирюльником стрелковой команды Сапроновым, следовал Тарас Мокроусенко.

Месяц клонился к закату. Моряки называют безоблачные лунные ночи «черными», потому что месяц дает мало рассеянного света, отчего на земле в резкой лунной тени ничего нельзя разглядеть. Месяц скрылся за горою. С тропинки, по которой вел моряков юнга Могученко-четвертый, месяца уже не было видно. В черной тени западного ската оврага французы не могли заметить движение отряда. А с этой стороны, на том скате, еще освещенном луной, ясно рисовались черными ломаными чертами траншеи французов. Завалишин остановился, заметив в траншеях французов движение. От Камчатского люнета послышался крик «ура». В ответ из французских окопов раздался треск залпов. Это значило, что генерал Хрулев начал из люнета главную атаку. Заговорили французские пушки на батареях, затявкали мортирки в траншеях. Завалишин остановил свой отряд. Сигнала с «Камчатки» нельзя было расслышать за ружейной трескотней. Мичман решил, что и ему надо начинать, и приказал матросам стрелять по французским окопам через Доковый овраг. Залп раскатисто грянул. Видно было, что французские солдаты побежали из второй траншеи в гору, под защиту английской батареи, — очевидно, неприятель счел себя обойденным с левого фланга. Крики «ура» впереди Камчатского люнета, сменяясь минутами молчания, поднимались все выше в гору: французы отступали.

Месяц раскаленным углем канул в море и погас. Сразу сделалось темно, и с тропинки над Доковым оврагом ничего не стало видно — там, где при лунном свете раньше рисовались черным по голубому траншеи, камни, рытвины, теперь вздымался длинный темный бугор. Небо над бугром опоясали цветные радуги световых бомб. Загремели оба яруса, верхний и нижний, Гордоновской батареи. Она палила в сторону Камчатского люнета, поражая пространство между люнетом и французскими окопами. Англичане, видимо, не подозревали размеров предпринятой русскими атаки и поддерживали французов, не опасаясь за себя.

Матросы Завалишина зарядили ружья, и отряд двинулся дальше.

— Веди, юнга, к отрожку оврага, про который говорил, — сказал мичман Вене.

— Дальше, ваше благородие, будет круча. Тропой идти нельзя: «он» заметит.

— Веди, как лучше.

Веня сошел с тропы на крутой в этом месте скат. Мичман и матросы последовали за ним. Из-под ног сыпалась галька. Чтобы не скатиться вниз, приходилось хвататься за свисающие длинные прутья колючей ажины.

Вдруг над головами послышались голоса. Без команды люди прилегли на скате и притаились. Веня повалился рядом с мичманом и прошептал:

— Ну, ваше благородие, пропали!

— Молчи! — Мичман прислушался к голосам и шепотом объяснил Вене: — Это инженер разбивку делает — они хотят рыть здесь траншею вдоль оврага. Их немного. Сейчас уйдут. Они нас не чуют!

Сверху послышался звон топора — в землю забивали обухом колышек для отметки. Голоса отдалились вниз по скату горы.

— Надо, ваше благородие, идти, — посоветовал Веня. — До овражка рукой подать, а то, боже упаси, они опять придут. Вставай!

Мичман встал и пошел вслед за Веней. Это послужило сигналом для остальных. Круча кончилась. Веня, пригнувшись к земле, кинулся бегом по отлогому скату и повернул вправо, в узкую глубокую промоину. Дно промоины круто подымалось каменными ступенями в гору. Через несколько минут Веня остановился задыхаясь. Сзади напирали товарищи. Совсем близко впереди и несколько вправо громыхнула пушка.

— Тут будет самая макушка, а правей — верхняя батарея, — доложил Веня.

— Молодец! — похвалил юнгу мичман.

— Рад стараться! Только очень сердце колотится...

— Отдохни. Мы пойдем, а ты нас тут дожидайся.

— Вот тебе раз! — обиделся Веня. — Шел-шел... Что ж я теперь... Вели кричать «ура», тут надо бегом по голому месту...

«Кто идет?»

Матросы сгрудились вокруг командира и проводника.

— Нет, братишка, тут «ура» неподходяще — надо в затишку делать, — посоветовал один из матросов.

Мичман согласился:

— Ладно, товарищи, — значит, бегом, без крику!

— И бегом не надо, — продолжал тот же бывалый матрос. — Тут до «него» еще шагов триста будет. На бегу «он» сразу нас увидит. Надо идти тихо, вальяжно, будто свои идут... А ты, ваше благородие, иди с юнгой и разговаривай с ними по-французски. Как мы французы будто.

Рокот смеха пробежал в кругу матросов.

— Так будет хорошо, — согласился мичман Завалишин. — Значит, друзья, идем вольно. Подойдем, кинемся и без крику — колоть. И шабаш! Идем!

Завалишин, взяв за руку Веню и обнажив саблю, скомандовал вперед.