Малахов курган

— Э, батюшка, я давно числю себя в расходе. Все равно: от ядра никуда не упрячешься.

В это мгновение раздался выстрел с английской батареи, и ядро оторвало Истомину голову.

Гибель Истомина глубоко опечалила Нахимова. «Оборона Севастополя потеряла одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородной энергией и геройской решительностью, — писал Нахимов брату покойного, К.И. Истомину. — Даже враги наши удивляются грозным сооружениям Корнилова бастиона и всей четвертой дистанции, на которую был избран покойный, как на пост самый важный и вместе самый слабый. По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли его в почетной и священной для черноморских моряков могиле, в том склепе, где лежит прах незабвенного адмирала Михаила Петровича[22] и первая, вместе высокая жертва защиты Севастополя покойный Владимир Алексеевич[23]. Я берег это место для себя, но решил уступить ему».

Восьмого марта прибыл на Северную сторону новый главнокомандующий, Горчаков, с большим штабом.

Равнодушно выслушали защитники Севастополя речь главнокомандующего, в которой он высказал уверенность, что скоро неприятель будет изгнан из Крыма. Горчакову не поверили, ибо знали его за человека нерешительного, опускающего руки при первой неудаче.

Новый главнокомандующий объезжал войска, здороваясь с ними визгливым голосом. Солдаты удивились и голосу его и тому, что новый главнокомандующий — в очках; они сразу прозвали Горчакова «моргослепом». Моряки не знали Горчакова совсем и приняли его появление с ледяным безразличием, считая, что это «дело армейское» и их мало касается.

Французы неожиданным ударом заняли стрелковые окопы перед Камчатским люнетом, а на следующее утро (9 марта) начали громить люнет из пушек, полевых орудий и небольших мортирок, поставленных в траншеях. Под защитой артиллерии французы осмелились вести работы днем и заложили вторую параллель траншей, угрожая и окопы, захваченные ими накануне, поворотить против Камчатского люнета, а окопы эти находились всего в ста шагах от «Камчатки». Из французских окопов назойливо тявкали мортирки, посылая на люнет гранаты.

Нахимов и Тотлебен на совете с начальником войск левого фланга обороны генералом Хрулевым решили наказать французов за их дерзость, устроив ночью сильную вылазку, и разрушить траншеи неприятеля. Горчаков, хотя и неохотно, согласился на вылазку. Предстояло большое дело. На вылазку назначили несколько батальонов пехоты, всего до шести тысяч штыков. Главный удар решили направить, прямо в лоб французам от Камчатского люнета. Для того чтобы рассеять внимание неприятеля, предпринимались одновременно с главной вылазкой против французов две маленькие — против английских батарей. Начальник батареи под Малаховым курганом, на скате Докового оврага, лейтенант Будищев взял на себя распоряжение вылазкой против батареи Гордона. У Будищева было только пятьдесят стрелков-матросов, вооруженных штуцерами, и четыре роты греческого батальона. Будищев вызвал охотников. Откликнулись солдаты из резерва Волынского полка и матросы с Третьего бастиона и Малахова кургана. Когда вызывали охотников, Тарас Мокроусенко как раз привез на Корниловский бастион дубовые кряжи для постройки блиндажа.

Черная ночь

Юнга Могученко-четвертый, увидев шлюпочного мастера, посоветовал ему:

— Тарас Григорьевич! «На брасах не зевай!» Не упускай случая: идем пушки на английскую батарею заклепывать. Ольга-то из-за тебя срамотится, пожалей девушку!

— А ты, хлопчик, «что» или «кто»? Командир?

— Пока еще дело мое маленькое — меня мичман Завалишин проводником берет. Доковый-то овраг я весь облазил. Каждый кустик, каждый камушек знаю. Заведу матросиков в такие места, что «ах!».

— Як страшно!.. А может, я с тобой пойду? Ей-богу, пойду! Отошлю своих фурштатов[24] и пойду! Возьму три ерша, и загоним с тобой по ершу в три пушки, чтоб другие нос не задирали. А чем, хлопчик, ерш в пушку заколачивают? Молоток либо топор взять?

— Шанцевого инструмента не велено брать: у них там, на батарее, и кирок, и лопат, и топоров — всего много.

— Налегке пойдем? Це гарно! Ну, хлопче, а як буде, ежели пуля?

— Пуля в того метит, кто боится, — с точным пониманием дела объяснил Могученко-четвертый. — Главное, не бойся.

— Обойдет краем? Дюже я широкий! Далеко ей обходить, поленится да прямо в сердце ударит...

Веня окинул взглядом широкое, коренастое тело Тараса и сердито ответил:

— Ты бы поменьше вареников со сметаной ел... Гляди на меня, какой я щуплый.

— Ой, хлопче, побожусь, до вечера не буду исты! Мабуть, спаду немного с тела. Вот Ольга засмеется!

***