Малахов курган

Вольным шагом, по два в ряд, подходили матросы с Веней и мичманом впереди к английской батарее. Она палила. При вспышках было видно, что на батарее работали не спеша и беспечно одни артиллеристы, без пехотного прикрытия. Они ходили около пушек с фонарями.

До батареи оставалось шагов пятьдесят. Крепко сжимая руку Вени, мичман заговорил первое, что пришло в голову:

A quoi bon entendre

L`oiseau du bois?..

— Ты куда? Вон «он» там! Вылезай! Дубу дай! — храбро отвечал «по-французски» Веня.

L`oiseau le plus tender

Chante dans ta voix[25].

Веня не успел ответить.

— Qui vive?[26] — послышался тревожный окрик часового.

— France vous regarde![27] — ответил наугад, подражая паролю, мичман.

Отпустив руку Вени, мичман кинулся бегом вперед, махая саблей. За ним, яростно дыша, ринулись на батарею матросы. Веня на бегу споткнулся и упал. «Лежи, лежи, а то убьют!» — уговаривал себя Веня, слушая сдавленные крики, возгласы, стоны и стук оружия на батарее.

Скоро все смолкло. Матросы, не сделав ни одного выстрела, перекололи орудийную прислугу и командиров.

Веня приподнялся и, вскрикнув, в испуге побежал на батарею: ему чудилось, что его хватают из темноты чьи-то руки.

Около убитых англичан с фонарями, уцелевшими в свалке, суетились матросы, снимая с мертвых оружие. В блиндаже матросы тоже хозяйничали, забирая из стойки штуцеры и патронные сумки.

— Повалить орудия! — приказал Завалишин.

— Эх, жалко, ершей не захватили! Кабы знать, что так складно выйдет...

— Як же «не захватили»! — услышал Веня голос Мокроусенко. — Вот они, три ерша. Зачем Тарас и шел!

Веня бросился на голос Мокроусенко. Шлюпочный мастер оглаживал рукою казенную часть пушки, отыскивая отверстие запала.

— Да де ж воно? Братцы, да у них пушки без дырки!

— Сбоку! У них сбоку! — крикнул Веня.

— Эге ж! Нашел! Спасибо тоби, хлопчик! — ответил Мокроусенко, загоняя ерша в запал ударами обуха. — Братишки, запомните, кто ерша не забыл и в пушку забил: Тарас Мокроусенко.

— Разрешите раскурку, ваше благородие... Да и до хаты...

— Можно! — ответил мичман. — Меня, кажется, ранило в руку.

— Цирюльник! Сюда! Мичмана ранило!

Подбежал цирюльник и перевязал мичману левую руку, проколотую выше локтя штыком.

— Ничего, ваше благородие! До свадьбы заживет! — утешал цирюльник раненого.

Далеко внизу, со стороны Третьего бастиона, затрещали выстрелы.

— Наши в атаку пошли. И палят... Это на Зеленой горе: Бирюлев на Чапмана полез...

Медная «собачка»

Матросы высыпали на банкет батареи. Кто-то подсадил Веню на бруствер, и он увидел и влево и вправо тусклые огоньки ружейных залпов. На тысячу шагов вперед внизу английская батарея нижнего яруса палила из четырех орудий по Третьему бастиону. По батарее бродили огоньки фонарей. На нижнем ярусе англичане и не подозревали того, что у них произошло в верхней батарее.

Третий бастион не отвечал англичанам. И левее до самого моря севастопольские батареи, скрытые тьмой, ничем себя не обнаруживали. В городе и на рейде мерцали редкие огни. Дальше над темной землей вздымалось высокое море. Все напоминало Вене прежние времена — на эту гору не раз ходили Могученки в июльские жаркие ночи, чтобы отдохнуть от домашней духоты.

— Что вздыхаешь, юнга? — спросил Веню сосед. — Кого жалко?

— Себя, — ответил юнга.

Матросы тихо переговаривались.

— Дать бы залп на огонек по нижней батарее! Вот бы забегали! Как тараканы в горячем горшке.

— Не донесет!

— Ну да, «не донесет»! Ваше благородие, разрешите по нижней батарее всем бортом... — попросил кто-то из матросов.

— Не надо, братцы! Догадаются — беда! Складно все вышло.

— Не очень-то складно. Вон Федя Бабунов с разрубленной головой лежит...

В английских окопах и внизу и слева рожки заиграли тревогу. И позади далеко, должно быть на редуте Кантробера, запели трубы.

— Надо уходить! — приказал Завалишин. — Шанцевого инструмента не брать — идти нам далеко...

— Дозвольте, ваше благородие, английский топорик на память взять, — попросил Мокроусенко.

— Бери... Собирайтесь, молодцы, мы свое сделали.

Матросы беглым шагом пошли с батареи к оврагу. У всех матросов было на плече по два ружья, из чего Веня понял, что на батарее остался не один Федя Бабунов.

Веня с Мокроусенко очутились впереди. Юнга был недоволен.

— Ты хоть топор взял, а я с пустыми руками.

— Чего же ты, хлопчик, зевал?

Отряд спустился в Доковый овраг и пошел к Севастополю Доковым оврагом по дну. Когда миновали кручу, где пришлось раньше, идя в гору, таиться, с гребня обрыва затрещали вразнобой выстрелы. Опасное место миновали бегом и на уровне брошенной французами траншеи остановились передохнуть.

— Ваше благородие, дозвольте нам с хлопчиком прямиком на «Камчатку» — юнга наш до маменьки просится. Да не забудьте, ваше благородие, что мы с ним три орудия заклепали: Могученко-четвертый и Мокроусенко Тарас, — на каждого приходится орудия полтора-с...

— Спасибо, Мокроусенко. Не забуду... Ступай, юнга, домой. Спасибо и тебе за службу...

— Будьте здоровеньки, не забывайте, товарищи, Тараса: в случае награды — три кварты горилки за мной...

Матросы засмеялись.