Малахов курган

Вене, вошедшему со свету, показалось внутри совсем темно.

— Эге! Так это ж тот самый хлопец, что мне ногу сберег! — услыхал Веня знакомый голос. — Поди сюда, юнга, сидай биля мене.

Веня зажмурился, чтобы погасить в глазах остатки уличного света, раскрыл глаза и увидел обширное, нигде не перегороженное помещение под низким, каменным сводом. Свод стянут толстыми железными связями. По связи ходили сизые голубь и голубка. Голубь ворковал. Перед средними дверями в глубине стоял стол, ничем не покрытый. За столом сидел тот самый боцман Антонов, на которого в первый день бомбардировки наткнулись Наташа с Веней в пороховом дыму на скате Малахова кургана, перевязали ему раненую ногу, напоили студеною водой и привели к себе в дом.

— Здравствуйте, дяденька Антонов!

— Здравствуй и ты. Поди ко мне, сидай. И ты, мастер, сидай, если места хватит.

— Добрый день, товарищи! — сказал Мокроусенко. — Вижу, не все сидят, так и мне постоять можно...

— Кавалеру всегда место найдется!

На одной из скамей матросы потеснились, и Мокроусенко сел с краю. Веня сел по правую руку Антонова. Боцман толкнул юнгу ногой:

— А ведь цела нога-то. Хорошо, что ты мне тогда отрезать не захотел.

— А я думал, вы тогда шутковали, дяденька Антонов.

— До шуток ли было... Ну, матросики, теперь все кавалеры в сборе. Будем судить?

— Судить, судить! — отозвались матросы со всех сторон.

Веня увидал, что на столе перед Антоновым на разостланном небольшом платке лежит форменная бумага и рядом с ней три желтые медали и три беленьких креста на черных с желтым, в полоску, ленточках.

Покрыв бумагу ладонью, боцман начал говорить:

— В бумаге этой написано и подписано «старший адъютант Леонид Ухтомский», а приказал адмирал Нахимов, чтобы мы, по обычаю, судили, кому возложить знаки, и список упомянутых сообщить его превосходительству начальнику порта и военному губернатору вице-адмиралу Нахимову... Так? Так, — ответил самому себе Антонов. — И, стало быть, прислано на нестроевых три медали, а на строевых три креста. Начнем с нестроевых... Медали три, и нестроевых трое. Так? Так. Каждому по медали. Судить будем?

— Будем! — отозвался откуда-то из угла одинокий голос.

— Будем! — продолжал боцман. — По порядку, как положено, с младшего. Так? Так. Юнга тридцать шестого флотского экипажа Могученко-четвертый!

— Есть! — отозвался, вскочив на ноги, Веня.

— Был в деле провожатым, — заговорил, словно читая по бумаге, боцман. — Привел куда надо. Оружия при себе не имел. Юнге оружие не полагается. Так? Так. Хлопец добрый, разумный. В деле показал себя верным товарищем и не трус!

— Он еще и по-французски говорит! — крикнул кто-то.

Матросы расхохотались.

— Значит, Могученко-четвертый, так и запишем: медаль. Так? Так... Писарь, запиши! — заключил Антонов, хотя никакого писаря не было. — Записал? — Хотя никто ничего и не записывал. — Булавочка есть?

— Есть! — ответил Веня.

Антонов взял со стола медаль и приложил ее к левой стороне груди Вени.

— Ишь ты, как сердце-то стукочет! — удивился Антонов.

Суд товарищей

Юнга дрожащими пальцами прижал медаль к груди и, с усилием проткнув ленточку булавкой, пришпилил медаль к бушлату.

— Правильно судили, товарищи? — спросил Антонов.

— Правильно.

— Пойдем по порядку дальше. Второй нестроевой — цирюльник батальона Петр Сапронов. Имел при себе сумку с полным причиндалом: бритвы, мыло, спирт, корпию, бинты. Перевязал мичману Завалишину руку. Которых совсем убило, тем определил смерть, чтобы не оставить раненых в руках неприятеля. Так? Так... Где ты, Сапронов.

— Здесь, — невнятно послышалось из угла.

— Так. Так и запишем. Писарь, пиши. Записал? Правильно судили, товарищи?

— Правильно! Правильно!

— Пойдем дальше. Третий нестроевой — Тарас Мокроусенко, шлюпочный мастер.

— Есть! — откликнулся Мокроусенко, встав.

— Вызвался охотником, — скороговоркою чтеца зачастил Антонов. — Оружия при себе не имел, за что не похвалю. Захватил с собой три ерша — а вы, братцы, забыли, за что вас хвалить мне не приходится. Заклепывал пушки. Раз прислана третья медаль — дать надо. Так? Так!.. Писарь, пиши! Записали. Правильно судили?

— Правильно, правильно, правильно!..

Приняв из руки Антонова медаль, Мокроусенко поклонился на три стороны:

— Спасибо, товарищи, спасибо, спасибо... Три кварты обещал, так и будет три кварты.

Матросы зашумели. Веня, пользуясь шумом, шепнул на ухо боцману:

— Дяденька Антонов, ему бы надо крест дать... Он ведь Ольги, моей сестры, жених. Она его без «Георгия» с глаз долой прогонит.

— Это которая Ольга? Та, что меня водой поила?

— Да нет, которая все фыркала.

— А! Кошурка рыжая! Помню! Говоришь, ему крест? Не я сужу — товарищи судят. Спросим товарищей... Помолчите, товарищи, еще пять минут, а там хоть криком изойди.

Говор улегся и смолк.