Малахов курган

Веня прошел в полутемную боковушку. Маринка сидела там, обнявшись с Наташей, понурая, с закрытыми глазами. Наташа гладила сестру по голове. Веня позвал Маринку тихонько, она не отозвалась — должно быть, не слыхала или была не в силах отозваться. Веня, тихо ступая, вышел из боковушки и сел на крашеную скамью около Ручкина.

— А вот и юнга новонареченный явился. Доложи про свои дела, — приказал батенька, обратив наконец внимание на Веню.

Юнга ответил неохотно и вяло:

— Что дела! Истомин подписал экстренное распоряжение по экипажу: зачислить.

— Ой ли?

Веня дал отцу листок, подписанный Истоминым. Прочитав вслух распоряжение, Андрей Могученко сказал:

— Ну, мать, последнего сына у тебя море берет!

— Какое там море на сухом пути! — грустно отозвалась Анна.

— Все одно: где моряк, там и море. Севастополь — тот же корабль!

— Второе море горя и слез! — печально сказала Ольга.

— Поздравим, товарищи, юнгу Могученко-четвертого со вступлением в ряды славного Черноморского флота, — предложил Ручкин. — Хотя я не имею чести быть моряком, а все-таки флот мне — родной и моряки мне родные братья. И в моей жизни сегодня великий переворот к счастью...

— Али Хоня согласилась осчастливить? — едко кинула Ольга на ходу, поставив на стол сковороду с жареной рыбой.

— Ошиблись, дорогая сестрица!

— Я тоже дуже счастливый человек! — грустно вздохнув, сказал Мокроусенко и поник головой.

— Я всех счастливей! — повторив вздох шлюпочного мастера, отозвался юнга Могученко-четвертый.

Анна не могла удержаться от смеха:

— Хоть ты, Тарас Григорьевич, объясни, почему ты счастливый...

— Ах, великолепнейшая Анна Степановна! Вы ж знаете, що мене может сделать счастливым одна Ольга Андреевна. Она же мне сказала сегодня: «Ты должен быть героем». Вот спросите ее, если я говорю не так. Она сказала: «Смотри, Тарас! У Михайла и у Стрёмы на груди уже есть Георгиевские кресты. За что? За то, что они на вылазке заклепали у неприятеля три пушки. Пока ты не получишь «Георгия», не видать тебе меня, как своих ушей». У меня прыгнуло сердце. «Эге, — говорю, — они заклепали двое три орудия, а на тебя одного, Тарас, приходится полтора-с! Выбери, Тарас, ночку потемнее, ступай с пластунами в секрет, заклепай полторы пушки! Побачим, що тогда Ольга Андреевна скажет Тарасу Мокроусенко».

— От слова не откажусь! — выпалила Ольга.

— Слыхали? Будьте свидетели! — Мокроусенко обвел всех торжествующим взглядом.

— Ручкин, скажи, ты почему счастливый? — спросил Веня.

— Поймешь ли ты? Меня, милый, никто понять не хочет.

— Понять труда нет, — поддразнила Ручкина Ольга. — По царскому приказу время пошло в двенадцать раз скорее. Ручкин будет на башне безопасно сидеть, веревочки телеграфа дергать — и надергает себе чин.

— Еще одна ошибка! — воскликнул Ручкин и, обняв Веню, привлек к себе. — Юнга! Ты, Могученко-четвертый, должен понять меня. Да, время теперь пойдет скорее, и не в двенадцать раз, а в тысячу раз скорее! Оптическому телеграфу конец: из Петербурга на Севастополь тянут проволоку на столбах — это будет телеграф гальванический. В нем действует электрическая искра. Депеша побежит по проволоке. Как молния! Чирк — и готово! Не успеют в Петербурге простучать — Севастополь ответит: «Кто там?» Все это мне объяснил минный офицер. Минная рота пришла в город — слыхал? Я записался в гальваническую команду. Мы будем взрывать под неприятелем мины электричеством. Проведем проволоки к пороховой бочке, дадим искру — ба-бах! И все у французов взлетит вверх тормашками!..

— Ну, Ручкин, совсем заврался! — бросила Анна. — Это депеша-то по проволоке побежит?

— А и проволоки такой нет, чтобы от Петербурга до нас хватило, — прибавил Мокроусенко.

Веня представил себе, как депеша мчится по проволоке: вот совсем так же, словно пускаешь к высоко летящему змею депеши, надев на нитку бумажный кружок.

— Очень просто понять. И совсем Ручкин не врет! — сказал Веня, строго посмотрев на мать.

— Да какая это искра?

— Электрическая, — объяснил Ручкин, — она получается из серной кислоты и цинка в стеклянных банках. Плюс на минус — чирик! Искра — ба-бах! И все вдребезги!

— Дюже мудрено!

Все дразнили Ручкина и требовали объяснений, а он твердил одно: чирик! ба-бах!

Печальная невеста

В горницу вошла быстро Хоня. Взоры всех обратились к ней. Она, на ходу сорвав с головы черный платок, прошла прямо в боковушку. В горнице все застыли недвижимо и затихли. Вдруг из боковушки раздался дикий вопль Маринки, от которого все содрогнулись...

Маринка заголосила. Наташа вторила ей. В боковушку кинулась Анна с Ольгой и присоединили свои голоса к плачу Наташи и Маринки.

— Закудахтали! — насупясь, промолвил Андрей Могученко. — Стало быть, Нефедов кончился.

Вене стоило большого труда, чтобы не кинуться в боковушку. Случись это вчера, он бы кинулся не думая. Но в кармане у Вени бумага за подписью адмирала: пристало ль юнге действующего флота голосить по-бабьи!

Из боковушки вышла Хоня и присела рядом с Михаилом.

— Стало быть, кончился? — хриплым шепотом спросил старый Могученко.

— Нет. «Будет жив», — господин Пирогов сказал...

— Чего ж Маринка взвыла?