– Моя жена отметила, что в нашей семье все знают, как рассказать историю. Очевидно, так бывает не во всех семьях. Поэтому я думаю, что самое раннее и самое значительное влияние на меня оказала именно семья. Тот факт, что я смог писать о периоде Великой депрессии, не проводя особых исследований, объясняется тем, что большая часть истории моей семьи как раз относится к этому времени. Меня не покидает ощущение, что я сам жил в это время. Когда моя бабушка рассказывает о том, как все происходило, мне кажется, что я вижу все воочию. Влияние на меня других писателей проследить труднее. Я прочел тысячи книг и, вероятно, у каждой из них чему-то научился. Но как определить, чему именно? Две мои любимые книги – «Моя Антония» и «Смерть приходит за архиепископом» – написаны Уиллой Кэсер. Не знаю, самое ли большое влияние они оказали на меня, но именно без них я не хотел бы остаться.
– Вы считаете себя писателем Юга? Вы ассоциируете себя в большей степени с великой традицией литературы Юга или с молодыми писателями?
– Я считаю себя писателем Юга, именно потому что здесь родился и о нем пишу. У меня есть и специализация – писатель Северной Каролины. Даже в тех моих рассказах, где действие разворачивается не в Северной Каролине, речь идет все равно о ней. Что же касается следования какой-то традиции, я не склонен загонять себя в узкие рамки. Я многогранен, и каждая из граней соответствует определенной традиции. Конечно, все большие писатели Юга, и старые и новые, бесспорно, оказывают на меня определенное влияние. Однако во всем, что бы я ни сказал и ни сделал, надеюсь, имею свой собственный почерк. Думаю, что самое неприятное слово, которое может услышать писатель о своих произведениях, это «подражание».
– «Гранта» и «Нью-Йоркер» назвали вас одним из лучших молодых писателей нашего времени еще до того, как был опубликован ваш первый роман. Как вы почувствовали себя, получив столь высокое признание уже в начале карьеры?
– Признание со стороны «Нью-Йоркера» меня развеселило. Когда нас снимали, то наняли целый трейлер, чтобы проехать пятьдесят кварталов до места съемок. Для нас организовали угощение и пригласили мастеров макияжа. Я чувствовал себя как рок-звезда, хотя все равно не мог представить себе, что рок-звезда рассказывает о том, как ей понравилась паста или салат. А вот признание «Гранта» чуть было не нанесло мне сокрушительный удар. Как только они заявили, что я один из лучших молодых писателей в стране – а я тогда еще не закончил роман и не знал, смогу ли закончить, – то не почувствовал ничего, кроме давления. В последовавшие за этим полтора года я, каждый раз садясь за компьютер, думал: «Боже! Так что ж теперь?»
– Когда вы в первый раз поняли, что станете писателем?
– Я решил, что стану писателем, когда мне было семь лет, после того как учительница во втором классе сказала, что я должен буду стать писателем, когда вырасту. Я тогда подумал: «Хорошо. Буду писателем». Считаю, что мне чрезвычайно повезло: я никогда не отказывался от своих детских амбиций, в отличие от большинства людей. Все мои друзья хотели стать бейсболистами – но ни один из них не стал. Не представляю себе, что при этом чувствуешь, и благодарен судьбе, что мне не пришлось этого испытать.
– Что в вашей писательской карьере было самым захватывающим моментом?
– На память приходят сразу три эпизода. Когда я вынул из почтового ящика первый экземпляр книги «Здесь мы в раю». Я подержал ее в руках, открыл и понюхал. Это впечатляло. И еще, когда я впервые увидел свое имя напечатанным в «Нью-Йоркере». Но самыми волнующими были те минуты, когда я заканчивал последнее предложение в «Мальчике Джиме». Я откинулся на спинку стула и подумал: «Ну вот, теперь я – беллетрист». А до этого было много трудных лет, когда мне казалось, что этого никогда не случится.
– Есть ли в «Мальчике Джиме» такие герои, к которым вам хотелось бы вернуться в ваших следующих романах? Последует ли за ним «Взрослый Джим»?
– Мне еще далеко до расставания с Джимом, его дядями и мамой. Они мне сами об этом сказали. Иногда мне кажется, что «Мальчик Джим» будет первой книгой в трилогии, что продолжение следует. Две следующие книги будут называться «Джим влюбился» и «Джим возвращается домой». Но потом более амбициозная, заботящаяся о карьере часть моего сознания говорит: «Прекрати! Даже и не думай! Хочешь идти по проторенной колее? Напиши лучше что-нибудь совсем другое».