Мальчик Джим

Джим оставил дядей и поднялся по ступенькам. Ада и Бет посторонились, и он прошел мимо них на крыльцо. Казалось, что ноги ему не принадлежат – они двигались отдельно от тела. Джим видел, как башмаки его ступают на изъеденные временем доски, а сам он, казалось, летел над ними и видел их с огромной высоты. Мальчик подошел и робко дотронулся кончиками пальцев до проволочной сетки, прикрывающей окно. Когда он склонился к окну ближе, кислый, вонючий запах обдал его и чуть было на вытолкал назад. В горле ощущался вкус этого зловония и ржавой проволоки.

Когда глаза привыкли к свету, он разглядел кровать, придвинутую близко к окну. Посередине кровати лежал старик, абсолютно голый, лишь ниже пояса прикрытый подоткнутой простыней. Его тело, казалось, было составлено из острых палок, накрытых серой бумагой, наподобие осиного гнезда. Пожелтевшие когти на пальцах рук и ног изогнулись. Голова старика лежала на спутанной куче его длинных белых волос. Его белая всклокоченная борода пробивалась и на его впалых щеках. Из темного овала его рта раздавались булькающие и скрежещущие звуки. Джим торопливым круговоротом мыслей пришел к осознанию того, что дед его вот-вот умрет.

Ни рассказы о том времени, когда мама и его дяди знали Джима Гласса старшего и жили с ним, ни все то время, пока Джим воссоздавал образ своего отца по их рассказам, – ничего из этого не сделало отца Джима более реальным для сына, чем биение сердца Эймоса Гласса. Джиму все время казалось, что они с отцом играют в какую-то игру, что тот где-то впереди, просто скрылся из виду и наблюдает за ним. Будто он смотрит, как Джим, разыскивая его, открывает шкаф, заглядывает под кровать. И, хотя мальчик знал, что такого не бывает, все же втайне надеялся, что вот завтра может наступить такой день, когда он найдет следы отца, сможет повстречать его на лесной тропинке, увидеть сидящим на камне возле реки. И только теперь благодаря Эймосу он понял, что это возможно. Когда Эймос умрет, отец Джима станет человеком из Библии, человеком древности, человеком без лица, который уходит все дальше туда, где его уже невозможно будет разглядеть. Как только Эймоса не станет, Джим будет так одинок в этом мире, как никогда еще не был.

Джим подался вперед, так что его нос заерзал по проволочной сетке. Эймос дышал с пугающим отчаянием рыбы, выброшенной на берег реки, отыскивая среди резкого света и непривычного воздуха вещи, которые были ему нужны, но которые он давно оставил позади, в том мире, который знал. Джим увидел, как его молодой отец, с уложенными в походном мешке вещами, выходит на дорогу. Отец посмотрел на Джима и помахал ему рукой. Джим тихо поскреб сетку ногтями. Он почувствовал себя слабым, будто у него не было сил говорить так, чтоб его голос мог пройти за проволочную ограду окна.

– Дедушка? – прошептал он.

Отец его повернулся и пошел вдоль по дороге.

– Дедушка? Это я, Джим.

Когда Эймос открыл глаза, ноги Джима чуть было не унесли его прочь. Глаза у старика были блестящие, свирепо-синие, те самые, о которых Джим слышал много в разных историях. Правда, сейчас их цвет изменился из-за катаракт, напоминал небо, отраженное в воде или увиденное через замутненное стекло.

– Эй, дедушка! – позвал Джим. – Я пришел тебя навестить…

Эймос не ответил, и тогда Джим слегка нагнул голову, стараясь, чтобы его лицо попало в поле зрения старика. Но какое бы положение он ни принимал, взгляд дедушки оставался сфокусированным на чем-то другом, на чем-то далеком-далеком, куда Джим передвинуться не мог. Когда глаза деда вновь закрылись, Джим убрал пальцы с решетки окна и повернулся к Аде и Бет.

– Он не знает, кто я, – сказал Джим.

– Он теперь никого не узнает, – пояснила Ада.

Джим забрался на небольшой валун, находившийся на лысом склоне горы у края долины и стал почти таким же высоким, как и дяди. Казалось, что свет позднего послеполуденного солнца поднимается снизу.

– И как тебе вид отсюда, Док? – поинтересовался дядя Зино.

Джим пожал плечами. Он не знал, куда смотреть, не знал, что ответить. В этих зеленых окрестностях не было ни одной фермы, ни одного рельефа, который был бы ему знаком. Всю свою жизнь он провел в одном месте, глядя вверх на горы, и никогда не задумывался о том, что с вершины горы оно может выглядеть совсем по-другому. Мир, который Джим знал всю свою жизнь, казалось, не соответствовал тому, что он видел сейчас.

– А где наш дом? – спросил он.

Дядя Зино указал на долину внизу.

– Видишь вон там, в середине? Это дорога, по которой мы сюда ехали.

Джим рассмотрел дорогу. Красноватая земля слабовато отсвечивала на солнце. Рядом с дорогой небольшое стадо коров тянуло за собой через пастбище собственные тени.

– А теперь взгляни на другую сторону дороги, – сказал дядя Корэн. – Видишь вон ту полоску кустов? Это Ручей Пантеры.

Сквозь открывшееся меж деревьев пространство Джим увидел поблескивающую на солнце воду. Он кивнул.

– А теперь следуй за ручьем по направлению к реке и найдешь дом, – разъяснил дядя Эл.