Мальчик из Бухенвальда. Невероятная история ребенка, пережившего Холокост

Я сел обратно на сиденье. Девочка слабо мне улыбнулась и кивнула головой, а потом прижалась к плечу мужчины.

Я знал эту девочку.

Хоть и не мог сказать откуда.

Может, я видел ее во сне. Так или иначе, но что-то в ней заставило меня принять решение: я еду в Шато Феррьер.

* * *

Перед моим отъездом из Фельдафинга Абрам сказал, что семья Ротшильдов, которой принадлежит Шато Феррьер, – одна из богатейших в Европе. Они нажили состояние банковским делом. Шато Феррьер был построен в 1850-х, и во время нацистской оккупации немцы заняли его и расхитили находившиеся там драгоценные картины, статуи и мебель.

Я думал, что дом в Экуи – самый большой из всех, которые я видел, но Шато оказался настоящей французской Масадой – громадный замок с ухоженными газонами, подстриженными деревьями, розовыми клумбами и статуями. Окна казались золотыми от горевшего в них света. Для меня оказаться там было все равно что попасть в одну из сказок Якова про заблудившихся принцесс, которые внезапно натыкались на дворец из золота, окруженный жемчужной крепостной стеной.

Я подумал, что здорово было бы показать Якову Шато Феррьер. Кажется, именно про него он рассказывал в своих историях.

* * *

Я бросил свой вещмешок на цементные ступеньки, ведущие к парадным дверям.

Широко раскинув руки, я закружился на месте, опьяненный ароматом цветов, только сейчас осознав, что несколько лет мне приходилось вдыхать лишь вонь разлагающихся трупов, наших собственных экскрементов, болезней и немытых тел. Потом я остановился и окинул взглядом раскинувшиеся вокруг сады. Хоть Яков и рассказывал нам про принцесс и дворцы, я, бедный мальчишка из Скаржиско-Каменны, даже не представлял себе такой красоты.

Я замер, прислушиваясь к шипению и бульканью воды в многочисленных фонтанах. А потом услышал голоса, которые доносил легкий летний ветерок. Голоса мальчишек стали громче, но они шли не из дворца. Я поднял вещмешок и последовал за ними – обошел угловую башню дворцового комплекса и, ахнув, увидел одноэтажное продолговатое здание, похожее на бункер.

Оно выглядело как очередной барак.

Входная дверь была открыта, и, приблизившись, я уловил запах сигарет и услышал голос Ральфа, возвышавшийся над остальными.

Ральф сидел в кресле, напоминающем королевский трон, из резного гладкого дерева со спинкой выше его головы. Он опять говорил про Сталина, коммунизм, про то, что собственность никому не должна принадлежать, что ею должен пользоваться весь народ – и Шато Феррьер тоже. Ральф был вроде подпольщиков в Бухенвальде, людей, которые выжили только потому, что боролись, искали пути сопротивляться нацистам любыми доступными способами. Возможно, в этом он был прав. Я жил мечтами, и они постоянно разбивались. А им двигали убеждения.

– Почему же мы здесь, в доме для прислуги? – спросил какой-то мальчик.

Другие вокруг него подняли кулаки и закричали:

– Да, почему?

– Мы живем тут? – спросил я мальчишку, оказавшегося ближе всего.

Тот кивнул головой и сказал мне, что вход в замок нам запрещен. Мы можем пользоваться территорией и этим домом, построенным для слуг. Больше нам никуда нельзя.

– Даже еду нам привозит OSE, – добавил мальчишка.

– Отменить частную собственность! – восклицал Ральф, глубоко затягиваясь своей сигаретой.

– Ротшильды сбежали от нацистов из Франции, укрылись в Англии. Они оставили нас, остальных евреев, в Европе – умирать. Для них мы – бедные родственники. Они пекутся только о своем богатстве, – прошипел он, и все остальные зафыркали в ответ.

– Карл Маркс сказал: «При частной собственности… каждый пытается взять власть над другим, и тем самым удовлетворить свои потребности», – продолжал Ральф.

– Долой Ротшильдов! – начали скандировать мальчишки, и от эха их голосов у меня зазвенело в ушах.

Несколько мальчиков, находившихся ближе всех к Ральфу, вытащили деревянные двухэтажные кровати в центр комнаты и сдернули с них матрасы, а другие стали их рвать. Весь дом содрогался от голосов, выкрикивавших, словно мантра:

– Сталин! Сталин! За нашего Отца!

Ральф, сидя на своем троне, с хитрым прищуром наблюдал за тем, как венгерский мальчишка, который ненавидел нас с Абе, скручивает в трубку газету. Ральф бросил ему свою серебряную зажигалку, и мальчишка поджег бумагу и подсунул ее под кровать. Еще один начал бросать туда ткань от матраса, чтобы скорей занялся огонь.

Пожар стал быстро распространяться; дерево затрещало, и пламя побежало к занавескам.

Дом для прислуги наполнился дымом, и мальчишки бросились к выходу, но несколько, закрыв лица тряпками, чтобы не вдыхать дым, продолжали бросать в огонь перья от подушек, листовки и стопки журналов. Вся комната полыхала красными, оранжевыми, голубоватыми и фиолетовыми огненными языками, а мы, позабыв о своих разногласиях, стояли, столпившись, снаружи, и наблюдали за тем, что натворили.

* * *

Я не знал, где живут слуги, но они очень быстро прибежали на пожар с ведрами и садовыми шлангами.