Мальчик из Югуру

— Да я же ничего плохого не сказал! — запротестовал рыбак.

— Ну, если так, тогда доведите дело до конца: берите рыбу и идите за мной.

Рыбак так растерялся, что молча последовал за ней. Тарпон был действительно тяжелым. «Давно ли он живет в реке? Должно быть, по ошибке зашел из океана. О боже, какой он тяжелый, просто сил нет... Даже голова, шея и вся спина разболелись. Конечно же, это о нем рассказывается в народном предании об огромной рыбе с золотой цепочкой и колокольчиком на шее. Крокодилы по очереди проглатывали ее. И каждый раз после этого тут же умирали, а рыбина выходила из их живота и продолжала жить как ни в чем не бывало...

Нет, пожалуй, там речь идет о небольшой рыбе: та, что я несу на голове, не удосужилась нацепить на себя золотую цепочку и колокольчик. Но тогда где же она пряталась столько времени? Почему никто из рыбаков, даже самых умелых и известных во всей округе, не мог поймать ее? Стоп! Может быть, это та самая рыбина, которую никто никогда не видел, но о которой мы все время говорим, потому что она рвет наши сети всякий раз, как в них попадает?.. Наверное, это она. Разве старый Сибиде́, единственный, кому удалось только один раз увидеть эту вредную рыбу, грозу наших неводов и сетей, не говорил, что это был тарпон?.. Какой же я дурак! Зачем я сказал, что это мальчик поймал рыбу! Черт возьми! Это же я захватил огромного «серебристого короля»! А маленький Киланко? Да он просто-напросто задремал около воды, устроившись на мысу... Нет, он так крепко заснул и во сне, решив, что лежит на циновке, повернулся и — плюх! — упал в воду и начал кричать. Тогда я, смелый Идоу, бросился к нему вплавь! Ну конечно, это чудовище поймал я. А разве мне легко было втащить ее в пирогу? На этот вопрос любой ответил бы: конечно, такую рыбу совсем нелегко было вытащить из воды. Ой-ой-ой! Бедный я, бедный рыбак, какой же я глупый! Вот уж впрямь умом и смекалкой я не отличаюсь... Все наверняка поверили бы моим словам и считали бы себя в долгу передо мной, смелым Идоу, которому удалось наконец освободить реку от рыбы, разорвавшей столько сетей! Ах, черт возьми!..»

Так Идоу рассуждал сам с собой, обливаясь потом под тяжестью огромного тарпона, чья чешуя — о ценности ее тогда еще никто из них и не подозревал[20] — ярко блестела на солнце. А Айао, вполне успокоившись, начал засыпать на спине у нам Сикиди.

21. СИЛЬНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ

Селики напрасно громко звала своего Малышку. Напрасно ходила искать его к Анату. Она подумала, что он вместе с бабушкой Сикиди и ее внучкой собирает тростник, и решила наказать его, как только он вернется: разве ему не запретили уходить далеко от дома без разрешения родителей? Но как только она увидела нам Сикиди, входящую во двор с Айао на спине, всю ее строгость как рукой сняло. Предчувствие беды так испугало ее, что она вся задрожала и стала как безумная метаться по двору.

— Нам Сикиди, что с мальчиком? Что стряслось с моим Малышкой?.. Кто это еще с вами? Откуда взялась рыба? Амаду, Амаду! Скорей сюда! — кричала она, не слушая нам Сикиди.

Селики вбежала в свою хижину, затем стремительно выскочила обратно, бросилась к нам Алайе и с громким рыданием упала к ее ногам. И вдруг нам Алайя поднялась и пошла без посторонней помощи, будто ее понесла какая-то неведомая сила. В отчаянии воздев руки к небу, она с криками: «Что с моим Малышкой?!» — кинулась навстречу Сикиди.

Увидев, как нам Алайя бегом бежит по двору, Селики остановилась как вкопанная. Язык у нее словно прирос к гортани, и она лишилась дара речи. Ей казалось, что она задыхается. Даже после того как она снова увидела Айао, который теперь спокойно сидел на корточках и любовался необыкновенной рыбой, ей с трудом удалось справиться с собой. Слова нам Сикиди, которая тоже совершенно растерялась и могла только произнести: «Да ты же ходишь, Алайя!», наконец убедили ее в том, что это не галлюцинация и не сон.

— Что случилось? Что за шум? — послышался голос Киланко. Он только что вернулся из сада и увидел свою мать, жену и всех остальных в полном смятении.

Селики, собравшись с духом, пересилила свое волнение и ответила мужу, что вряд ли кто-нибудь в состоянии объяснить то, что произошло у них за какие-нибудь пять последних минут.

В самом деле, нам Алайя в течение уже десяти лет почти не могла ходить. Больные ноги, беспомощные и слабые, как у деревянной куклы, не держали ее. Ей приходилось пользоваться двумя палками, чтобы дотащиться от кровати до двери своей хижины, где она просиживала часами за жалюзи из пальмовых планок. В хорошую погоду Киланко и его жена помогали ей перебраться под навес дома и усаживали старую женщину в примитивный шезлонг, в котором раньше любил отдыхать ее муж. Никто за последние десять лет не видел, чтобы нам Алайя передвигалась без посторонней помощи. И вдруг она пошла...

Когда первое волнение улеглось, она сама удивилась тому, что стоит на ногах. Неожиданно ослабев и испугавшись, что упадет, нам Алайя невольно бросилась к сыну. Киланко прижал ее к себе и стал успокаивать.