Мальчик из Югуру

Когда лодка стала отплывать в сторону Одиле, Сита заплакала. Дом сразу показался ей слишком просторным и спокойным для нее, ее маленького брата и родителей, торые все же сумели сдержать слезы. Но сам Айао, «не смог показать себя настоящим мужчиной». Едва лодка вышла на простор и Югуру не стало видно, он расплакался. «Я не стыжусь своих слез, думая о вас, я люблю вас всем сердцем. Конечно, я попытался читать. Но сосредоточиться на том, что говорилось в книге, мне так и не удались. Мысли мои уносились далеко от лодки, и, пока я плыл по реке, а потом ехал в поезде, я все время был с вами», — писал он домой на следующий день после приезда в Джен-Кедже.

Прошла неделя, и Айао снова обрел душевное равновесие. Разве не чувствовал он себя родным в доме дядюшки Экуэффи, где жили и Ньеко с Фивой? Камара и Исдин, чьи школы находились в двадцати километрах от города, приезжали к дяде один раз в месяц. Да и Якубу, студент второго курса технологического училища, мог тоже навещать и принимать у себя своего младшего друга. Для Айао главное сейчас было собраться с мыслями, составить учебную программу и наметить, как рациональнее использовать свое время.

Таково было его решение, принятое в первые же дни учебы на подготовительных курсах в Джен-Кедже, где он упорно готовился к поступлению в педагогическое училище, куда и был принят в конце учебного года.

Вернувшись в Югуру со своими братьями и сестрами, которые тоже продолжали свои занятия в Джен-Кедже кто в учебных заведениях, кто обучаясь ремеслу, Айао был среди них единственным, решившим стать учителем. Он попросил отца отдать в его распоряжение небольшой участок в 25 акров.

За несколько дней Айао очистил весь участок от кустарника. Отец, наблюдая, как он работал мотыгой и мачете, любовался им. В его движениях нисколько не чувствовалось, что он прожил год, не прикасаясь к этим инструментам.

Братья, подсмеиваясь над ним, говорили, что он ошибся в выборе профессии. Ему следовало бы посвятить себя сельскому хозяйству, а не преподаванию. Но, видя, как он, напрягая все силы, словно вол, запряженный в плуг, обрабатывал землю, проводя на своем участке большую часть времени, они все стали помогать ему выкорчевывать пни, которые мешали Айао начать задуманные им работы. Сообща, то и дело перебрасываясь нескончаемыми шутками, остротами и словечками из школьного жаргона, они вскопали, а потом взрыхлили всю землю на участке.

— Наша работа окончена, «господин учитель», — сказал Исдин после нескольких дней упорного труда.

— Я надеюсь, что ты займешься строительством уже после окончания школы Вильяма Понти, если тебе, конечно,

удастся туда поступить, — сказал Камара.

— Я буду не я, если туда не попаду, — вырвалось у Айао.

— На вступительных экзаменах частенько проваливаются даже самые что ни на есть зубрилы, — заметил Исдин.

— Ну что ж, увидим, — проговорил Айао.

— Нехорошо так его расстраивать, — заметила Сита.

— Если бы ты захотела учиться дальше, тогда бы узнала, какие битвы идут за то, чтобы быть принятым в педагогическое училище, а потом уж в школу Вильяма Понти, — сказал Камара, и его поддержал Ассани.

— Ну вот, теперь мне даже ставят в упрек, что я не как все, не стала студенткой, — возразила Сита.

— Не слишком ли ты обидчивая? Тебе везде мерещатся намеки! С тобой невозможно шутить, — заметил Исдин.

— У нас осталось еще пять недель, и глупо будет, если мы, как дикари, из-за каждого пустяка начнем лезть в драку, — сказала Фива.

— Если вы хотите мне помочь, считайте, что инцидент исчерпан, — сказал Айао.

— А что сейчас «господин директор» собирается предпринять? — спросила Ньеко.

— А вот что, мои дорогие ученики и друзья. Мне бы не хотелось оставлять этот участок, так хорошо расчищенный благодаря вашей помощи, на волю сорняков. Поэтому желательно до нашего отъезда выложить его камнями, — сказал он, стараясь быть серьезным, но еле сдерживаясь от смеха.

— Господин «преподаватель согласования времен», при всем моем уважении к вам, осмелюсь заметить, что господин Малышка...—начал было Камара, но Айао тут же его прервал:

— Хватит! Хватит! Ведь было же решено: никто больше не называет меня Малышкой.

— Ах, ах, «господин учитель» сердится,—шутливо заметил Исдин.

— Да нет, что ты! — начал оправдываться Айао.

— Итак, возвращаясь к тому, на чем меня осмелились прервать, поскольку в этом доме больше не уважают прав старшего, мне бы хотелось спросить: неужели «господин директор» желает, чтобы мы взяли корзины и отправились за камнями и щебнем к подножию Югуруны?

— Да, именно это он и желает. Иначе весь наш титанический труд пропадет даром, — сказал Айао спокойно, но твердо.

Большинство запротестовало, заявив, что он злоупотребляет их хорошим отношением и безотказностью.

— Зачем было расчищать этот участок, ведь все равно он будет пустовать до тех пор, пока ты не станешь учителем.

— И нет никаких доказательств, что ты не изменишь своему призванию.

— Я от него никогда не отступлюсь, — возразил Айао.

— Глупо надеяться, что до твоего возвращения участок, так хорошо расчищенный нами, сохранится таким же, — сказал Ассани.