Мальчик из контейнера

— У тебя ко всему и с памятью нелады? Ладно, пей свой чай и дуй отсюда! — сунула кружку с горячим чаем Кира в сторону ночного незваного гостя.

Гриша сгреб ладонями кружку, погрел руки, припал к краю, отдернул губы.

— Дуть надо! — сказала Кира, и ее это рассмешило. Скрывая смех, сунула ему так же сахарницу. — Сыпь одну ложку!

— Я вс-всегда три с-сыплю.

— Ты не у друга-грабителя. На три ложки денег у нас нет. Ты и одной не заработал!

— Поч-чему, не заработал… 3-заработаю. В п-п-понедельник в-выхожу на работу.

— Какому дураку понадобился такой работник, который ничего не умеет делать и учиться не хочет?

— Я хочу у-учиться. Потом. Работа хорошая — листы жжжжжжелеза от ржжжавчины от… от отдирать.

— Шел бы в дворники, там чище.

— M-мне п-предлагали дворника, да я отказался. Это не по мне! Мне…

— Скажите, пожалуйста! Он еще выбирает, что по нему, что не по нему! МГИМО окончил, а ему должность дворника!

— Ничего я не за-заканчивал, я…

— Вот новость — он ничего не оканчивал! — всплеснула руками Кира. — А выходки все интеллигента до мозга костей. Например, смеяться невпопад, восхищаться ограблением бедной старушки другом-идиотом, таким же козлом, как и сам. Да мало ли еще великих заслуг! Давай пей и уходи. Мне отдыхать надо — завтра на работу. До понедельника мне ждать нечего.

Гриша поднес к губам кружку, зажмурив глаза, как прислушиваясь к чему-то, потянул долго чай, опять отдернул — горячо.

Кира подала ему блюдце.

— На, наливай и дуй!

Лиза с Толей и Васютой пришли после концерта Кузьмина в возбуждении таком, что Валентина Ивановна подумала о каком-то происшествии с ними на улице.

— А это что еще за лежбище тюленей? — удивилась Лиза, увидев спящего в узком коридоре на брошенном на пол матрасе Гришу.

— Не мог он идти, — махнула виновато рукой Валентина Ивановна. — Поздно да и…

— Вот это «да и» теперь постоянно будет?

— Почему сразу — постоянно! Получилось так у человека, с кем не бывает.

— С кем-то не бывает, а с кем-то неразлучно это состояние души. У нас какой вариант? — Лиза решительно переступила через тело с подогнутыми под грудь коленками. Вместо ответа Валентина Ивановна предложила сварить сосиски и подогреть чай для любителей искусства. Предложение было принято с уточнением Толи — добавкой стакана молока.

— Понимаешь, мама, — начала разговор Лиза, — создали помпу этой звезде на голом месте, и все радуются. И этот дурачок туда же, — кивнула в сторону сына. Крик, ужимки, гримасы — обезьяны да и только! Сто лет не ходила на такие концерты, и еще столько не пойду и ничего не потеряю. Ни мелодии, ни порядочного текста — это теперь считается хитами! Во, как! Хит! Почти кит. Огромное неуклюжее животное без разума и хоть какой-то маленькой привлекательности.

— Сейчас все такие, — не утерев усы от молока, заметил Толя. — Есть еще хуже.

— Во, оценочка: есть еще хуже! Ответ всему! А лучше есть? Пожалуй, нет, это лучшее, что имеем. Я-то думала: с шедевром встречусь, сына с дочерью приобщу к высокому искусству, а тут такое издевательство над человеком!

— Хороший джаз, — защищал Толя непонятно кого: или группу Кузьмина, или свои убеждения. Судя по его голосу, можно сделать вывод: не уверен ни в том, ни в другом.

— Как-то случайно я по телеку увидела передачу, в которой корреспондент беседовал с Кузьминым, и, между прочим, спросил, как он относится к Магомаеву, что вы думаете, он сказал о нем? — Лиза смерила убийственным взглядом прежде сына, а потом и мать. Сын уткнулся в тарелку, а Валентина Ивановна поспешила налить в чашки чаю. — Это, говорит, бездарный певец, певший по заявке коммунистов комсомольские песенки! Как вам такая оценочка? Комсомольский певец! Да он все мог петь — и комсомольские песни, и народные, и романсы, и оперные арии! Кто лучше Магомаева исполнял неаполитанские песни? Нет таких! Принижая роль великих, бездари пытаются возвысить таким образом себя! Не получится, господа хорошие! Вы сойдете со сцены, и вас уже не знают, а великие и в могиле остаются великими. Ваши голоса на золотых да платиновых дисках меркнут перед голосами Шаляпина, Руслановой, Штоколова, Козина, записанными на грубой пластмассе.

— Мне всегда нравился Отс, какой у него приятный голос! Гнатюк, Дмитро, Соловьяненко тоже прекрасны в украинских песнях! — Валентина Ивановна с опаской глянула на дочь, боясь нарваться на резкий отпор любимых ею певцов.

— И что удивительно, — подхватила Лиза, — не было у них званий «народный» или еще какой, а их все знали, от ученого до крестьянина в глухой сибирской деревушке. Почему? — Лиза уставилась своими темными глазами в сына. — Толя уткнулся в стакан с чаем, Валентина Ивановна кинулась к раковине мыть посуду после ужина. — Потому что они на-род-ные! — Лиза сжала крепко кулачок, доказывая, очевидно, этим самым силу и крепость певцов от народа. — Ладно, — понизив голос, сладко зевнула и посмотрела в сторону коридора. — А лежбище котиков надо прекращать! Тут у нас не Канарские острова, — сказала она и вышла из кухни.