Мальчик из контейнера

— Как без них? Никак нельзя! Разбавлять солдафонство просто необходимо!

— Объясняю: красоткам, нашим ровесницам, через четыре года исполнится двадцать три года! Двадцать три! Тебе нужна такая старая дева в жены? — спросил Сашка, и сам же ответил: — Не нужна!

— А кто тебя заставляет жениться на старой деве? — задал справедливый вопрос Коля.

— Совесть! — категорично ответил друг.

Тут же перед глазами Коли возник полузабытый в служебной кутерьме образ Адель. «Где она? Что с нею? Почему не пишет никому? Забыла? Выкинула из памяти? Счастлива с другим?»

— Ты слышишь меня? — толкнул в плечо Сашка.

Коля посмотрел на него.

— Ты куда улетел? Я спрашиваю: может, на Кубань рванем?

— На Кубань так на Кубань, — пожал плечами Коля.

— Нет, давай как сперва загадали — в парк, — отмел свое предложение Сашка. — Там люди, а что на Кубани нам делать, мы же не ермаки-первопроходцы, чтобы сидеть на диком бреге и о чем-то еще там думать?

— Как скажешь, — согласился Коля.

— Тебе все равно? — посмотрел Сашка на Колю. — Советую иногда противиться, ибо соглашательство для военного большой порок!

— Почему это порок? — покачал головой Коля. — Командир приказывает, а я должен не соглашаться? Ничего себе армия будет!

— Не смешивай все в одной корзине. Приказ есть приказ. Он должен быть выполнен…

— …беспрекословно, точно и в срок.

— Правильно. Оказывается, знаешь, а прикидываешься незнайкой. Но есть и другие случаи, когда ты можешь высказать свое мнение — совещание, собрание, просто задать командиру вопрос, который бы образумил его.

Навстречу мальчишкам шел солидного склада человек в шляпе. Поравнявшись с ним, они приосанились, умолкли.

— Ух! — тяжело выдохнул Сашка. — Рука сама потянулась к фуражке, чтобы отдать честь!

— И у меня тоже, — признался Коля.

— Вот что делает муштра! Всего три месяца дрессировки — и мы уже на задних лапках ждем команды!

— Со мной все понятно, а ты-то чего встрепенулся — никак с генералом за одним столом всю жизнь чаи распивал? — улыбаясь, сказал Коля.

— Наверное, и ему бы я сейчас честь отдавал, не видя в нем родного папашу, а только генерала.

— Абитуриент из Иркутска рассказывал, что генерал, начальник их училища, посадил на гауптвахту сына, который приехал к нему в отпуск.

— Сын тоже военный?

— Капитан. Авиационный инженер.

— У летчиков такого не бывает, — с большой долей убежденности заявил Сашка.

— Смотри, как бы твой генерал не сдал тебя комендатуре, — выразил сомнение Коля.

— Вот это исключено, — отмел однозначно Сашка, высказанное другом суждение. — А затрещину схлопотать можно только так.

— Крут?

— Еще как! Иначе не стал бы он генералом. Деревенский мальчишка военной закалки! Чего он только не перенес в своей жизни. Голод, холод, безотцовщина, работа с восьми лет в колхозе. Я бы не смог так. Рассказывал, как в кино пробирались пацанами. Денег нет, а в кино хочется. Вот сам подумай, почему не разрешить детям бесплатно смотреть кино? Особенно в то, военное, время? Они же бесплатно работали, а тут хоть какая-то отдушина была бы у них, если бы они приобщились, как говорят сейчас, к великому искусству. Пусть не искусству, а к обыкновенной жизни. Кому плохо было бы от этого? Разве справедливо отнять последнюю копейку у обездоленного ребенка? А если нет этой копейки, то лишать его маленького счастья? Для государства какая бы выгода была! Дети воспитываются на хорошем, а не болтаются беспризорными по улицам, не бедокурят, работают и учатся красивой, правильной жизни. Не понимаю я этого. Не по-государственному, и совсем не по-человечески, поступают наши вожди! Минус им за это!

— А мама твоя кто? — полюбопытствовал Коля, представив свою на миг. И тут же упрек себе: за месяц не написал ни одного письма.

— Мама из потомственной семьи офицеров. Отец, дед, прадед были служивые. Прадед — фортификатор. Брестскую крепость и укрепления строил с известным Карбышевым. Ты о нем что-нибудь знаешь?

— Знаю. Отказался служить немцам.

— Мама младше отца на пятнадцать лет.

— Многовато.

— Многовато, — согласился Сашка. — Но отец у меня крепкий мужик. Все может и все делает сам. Крестьянская, понимаешь, жилка в нем. Охотник, стрелок отменный, рисует сносно, не как Рембрандт или Репин, ты их знаешь?

— Не знаю. Они меня тоже, может быть, не знают, почему я их должен знать?

— Рисует похуже Рембрандта и Репина, а что касается, скажем, Пикассо и Ван Гога, то им до него, как до Луны пешком.

— Сторублевку нарисует — не отличишь!

— Как нечего делать!

В кафе, на территории парка, купили по два мороженых и вышли на свежий воздух. Нашли свободную скамейку. Не успели и по одному съесть, как вдали показались две тоненькие девичьи фигурки. Они шли не спеша, о чем-то громко разговаривая и смеясь.

— Подожди, — зашептал Сашка, как если бы кто-то его подслушивал. — Не ешь!

— Почему? — не понял Коля.

— По кочану. Угощать будет нечем!

— Кого?

Вместо ответа на вопрос, Сашка прошипел:

— Вытри рот.

До девочек шагов десять. Любимов принял вид заправского покорителя дамских сердец. Пять метров. Сашка прищурился, растянул губы в улыбке. Девочки, завидев его оскал, тоже завибрировали.