Мальчик из контейнера

— Куда так спешим, красавицы? Садитесь с нами рядком, отведайте мороженого. Аль не хотите? — спросил «сердцеед». Красавицы переглянулись и захихикали. Потом та, что чернявая и постарше, сказала:

— Хотим.

— Просим к нашему столу, — сдвинулся Сашка на край скамейки, Коле показал сделать то же самое. Когда девочки уселись посредине, то Сашка подал мороженое чернявой (она была с его стороны), а Коля другой отдал свое. Девочки взяли мороженое, переглянулись и засмеялись.

— Расскажите, над чем смеетесь, и мы посмеемся заодно с вами, — попросил Сашка.

Девочки еще раз прыснули смехом.

— Вот он — Коля, а я — Саша, — ткнул пальцем Сашка сначала в Колю, потом в себя. — А как вас называть?

Прекрасные создания привычно отсмеялись, потом, хитро прищурясь, старшая сказала, что ее зовут Маша, а подругу блондинку с серыми глазами — Люба.

— Люба, Любушка, милая голубушка! — пропел Сашка. — Хорошее имя! — Этим замечанием он как бы дал понять, что Люба — предмет его обожания. Незаметно подмигнул Коле, чтобы тот не сидел молчаливой тумбой, а охмурял Машу.

Скоро о своих новых знакомых знали все. Если верить их словам, они в этом году окончили школу, в институт не поступили, ищут работу и не могут найти. У Любы одна мать, отца нет, еще двое братишек. У Маши есть отец и две сестренки.

Сашка, извинившись, попросил девочек посидеть пять минут, пока они с другом сходят и купят еще по мороженому. Девочки, хитро переглянувшись, согласились.

— Охмуряй Машу! — приказал Сашка. — А я займусь другой, Люба которая.

— Мне она не нравится, — заупрямился Коля.

— Какая тебе разница! — зло прошипел Сашка. — Не под венец же тебя ведут. Найдем других, от этих как-нибудь отбрыкаемся.

— Я так не хочу!

— Господи! Вот же строптивая Мариетта! Хочу не хочу! Тебя что убудет, если ты побудешь с нею каких-то два-три часа?

— О чем мне с ней говорить? Она какая-то…

— Она сама найдет тему для разговора, только и ты не будь чучелом!

Вернувшись к скамье с четырьмя морожеными в руках, они нашли ее пустой. Покрутившись, повертевшись на одном месте, не удалось им увидеть где-либо и тени своих знакомых. Их и след простыл.

— От одной проблемы избавились, нашли другую, как теперь нам съесть эти мороженые, у нас же кишки заледенеют.

Впечатлений из увольнения — тьма! Кто чего только не заметил, не увидел в незнакомом городе, да еще после трех месяцев изоляции от привычной до того жизни. Один курсант встретил такую красивую девчонку, что аж оторопь взяла. Прошел за ней целый квартал, а когда она, видать, почувствовала преследование, обернулась и посмотрела на него в упор, то его в такой жар бросило, что «рожа стала как семафор». Два друга из Самары зашли в столовку, чтобы попить чаю, и увидели удивительную картину.

— Понимаете, — с восхищением рассказывал курсант Апареев, самый маленький в роте курсант — космический рост, 165 сантиметров, — в столовке, за соседний столик сели три работяги в спецовках. Достали, не скрываясь ни от кого, бутылку водки, разложили на газете три селедки, разлили по стаканам, тоже в три. Одним глотком опустошили, дружно взяли за хвост селедку, каждый свою, как по команде, протянули ею слева направо через зубы, оставшийся голый хребет с хвостом бросили в газету, аккуратно свернули ее, встали и ушли.

— Что тут удивительного? — отозвался москвич Меркулов. — Я видел, как один мужик брал зубами с земли полный стакан водки и без помощи рук выпивал, не потеряв и капли,! Вот это номер!

— Братцы! — выкрикнул Венька Никонов, новосибирец, — скажите, вам не показалось, что в каждом хорошо одетом человеке вы видели офицера? Мне так и хотелось при встрече с таким перейти за пять шагов до него на строевой и приложить руку к головному убору, как учили. Было у вас такое?

В ответ — смех и крики: «Было!»

Коля с Сашкой только улыбались, слушая разговоры после отбоя, да вспоминали свое. Им хотелось рассказать, как их провели вокруг пальца Маша и Люба, но опасались насмешек товарищей.

За жестким распорядком, когда и вздохнуть некогда, незаметно пришло, нет, не пришло, а прилетело время отчитаться курсантам перед отцами-командирами и преподавателями, показать, чему они научили разношерстное общество молоди, надерганной со всех концов страны. Подготовка у всех разная. Кто-то медалист, кто-то вечерник-троечник, кто-то из глухомани, а кто-то из столицы — и подготовка, соответственно, у всех разная. Москвич Паша Бичевский со своей ухмылкой всезнайки, по сравнению с Витей Поляковым, был профессором. До Вити не доходили простейшие истины, и вбивать их насильно было бесполезно. Глядя на отличника Никитина, которого командир взвода, старший лейтенант Голыга, закрепил за Витей, и который битый час не мог доказать своему несмышленышу, почему на крыле самолета образуется подъемная сила, если ничто снизу его не толкает, Паша, ехидно улыбаясь, успокаивал наставника Никитина словами: