Мальчик, который нарисовал Освенцим

Мое одиночество немного скрашивал самодельный радиоприемник. Ему для работы не требовалось электричество, а все запчасти: наушники, кристалл, конденсатор и катушки были украдкой приобретены мной по отдельности. Провод, который я протянул по полу через всю комнату, служил вместо антенны. Я страшно гордился, когда впервые расслышал человеческую речь в треске радиопомех.

Больше всего я любил лежать на кровати в наушниках и сканировать радиоэфир. Однажды вечером меня ждал сюрприз – передача на английском, но хоть я и владел языком на хорошем школьном уровне, мне удалось разобрать только нацистские лозунги, и я очень расстроился. Должно быть, вещание шло из Берлина.

Постепенно я понял, что вопреки всему тому, во что меня заставляли верить прежде, нацизм был не просто монополией Германии, это был идеал, который завоевывал все новые территории. К своему глубочайшему удивлению, я узнал, что у нацистов есть множество сторонников даже в тех странах, с которыми они воюют.

Жизнь становилась все сложнее. Наши особые продуктовые карточки нужно было обновлять, и большинство евреев старались избежать этой процедуры, чтобы лишний раз не напоминать властям о своем существовании.

Не имея возможности выжить только за счет продуктов с черного рынка, мы отправились в опасное путешествие в продовольственную контору на Вартбургплатц. Нацисты были людьми расторопными, и любая печать со свастикой автоматически придавала документу законный статус. Поэтому нам пришлось захватить с собой богатую коллекцию документов для их тщательного изучения.

– Мы думали, что в округе больше нет евреев, и карточки для них не доставали, – пропищала младшая служащая.

Однако после долгих уговоров руководство все же смягчилось и позвонило в головной офис, чтобы спросить, следует ли выдавать продовольственные карточки неарийцам, чье присутствие рейх, по-видимому, одобрил.

Последовали еще звонки с целью проверки истинности наших притязаний. Стояло раннее утро, и нацистская бюрократия все еще зевала и не могла переключиться на что-то новое в потоке рабочего однообразия. Не желая идти наперекор официальным распоряжениям, в конце концов нам выдали драгоценные наборы цветных продовольственных карточек. Это сулило еще несколько месяцев доступа к таким жизненно важным продуктам, как хлеб, мука, картофель, варенье, сахар и маргарин.

Позднее мы узнали, что вскоре после нашего ухода поступили инструкции прекратить выдачи продовольственных карточек евреям и арестовывать тех, кто будет за ними приходить. Удача улыбнулась нам. Теперь у нас с мамой были необходимые продукты и еще немного времени.

Но, несмотря на эту отсрочку, беды шли за нами по пятам. И теперь они подобрались к нашей жилплощади в полторы комнаты.

– Ну так и что ж, не моя вина, что гестапо арестовало остальных жильцов и опечатало двери, – сказал наш арендодатель. – Раз уж теперь вы живете здесь вдвоем, то платите аренду за всю пятикомнатную квартиру.

Мы и без того с трудом собирали деньги на аренду, так что выбора у нас не было, и пришлось съехать. Ева-Рут, с которой мы вместе работали, и ее мама Лотта предложили нам с мамой комнату в своем доме на Констанцерштрассе. С чемоданом в каждой руке мы и переехали.

Новый район, недалеко от фешенебельного бульвара Курфюрстендамм, кишел элегантными откормленными снобами. Это было место встреч зажиточных немцев и фашистов, приехавших из-за рубежа. Роскошные отполированные машины курсировали между кафе-мороженым, фешенебельными ресторанами, табачными лавками для истинных ценителей, салонами красоты и продавцами редких цветов. Оказавшись на Берлинском Вест-Энде в 1943 году, можно было забыть, что где-то идет война.

Однажды на кладбище в глубине кучи мусора что-то зашевелилось. Это нечто было больше собаки. Девочки из кладбищенской цветочной лавки умоляли нас посмотреть, что там такое.

Вооружившись палками, мы по-военному строем выдвинулись к высокой кирпичной стене, куда сваливались отходы с кухни. Из вонючей гниющей кучи на нас поднялось существо в рваной оливково-зеленой униформе. Его лохматую голову прикрывала фуражка, деревянные сабо были надеты на босу ногу. В трясущихся руках этот человек сжимал гнилую репу.

В ответ на лай наших приказов он поспешил спрятаться за кучей мусора. Внезапно один из ребят крикнул:

– Гляньте на его спину! Большие черные буквы SU. Что это значит?

– Точно. Это значит «Советский Союз», – ответил смышленый мальчик, который без труда различал все последние марки автомобилей и самолетов. – Это там, где живут недочеловеки.

Но СССР в союзе с Британией воевал против Гитлера, поэтому мы решили пригласить того, кто сможет расспросить этого человека более дружелюбно.

Мы быстро разыскали работника, который немного знал польский, и с его помощью неуверенно выслушали объяснения незваного гостя. Он был русским солдатом. На ломаном английском работник, как мог, объяснил:

– Солдат-капут – он работать много, есть мало – он бежать – другие русские бежать и их застрелить – немец плохой – еврей друг – он не есть два дня – он голодать.