Мальчик, который нарисовал Освенцим

Поезд двинулся дальше. Тем же вечером на исходе лета на смену сельскому пейзажу пришла панорама, подобную которой мне едва ли приходилось видеть раньше: деревянные башни высотой почти пять метров с приставленными к ним лестницами. Это какие-то объекты противовоздушной обороны? Но почему их так много? Затем показались ряды больших деревянных, похожих на сараи, построек, вокруг которых стояли люди в полосатой бело-голубой униформе. Это заключенные? Судя по всему, в Польшу пересылали очень много преступников. Дома в Берлине я видел, как такие люди толкали повозки с мусором, но здесь они работали на огороженных складах.

Масштабы того места, куда нас привезли, были гигантскими. Я высвободил руку, чтобы взглянуть на часы. Прошло пять минут, семь минут, десять минут, а сетка из колючей проволоки все тянулась и тянулась. Просунув голову сквозь вагонную решетку, я искал глазами здание тюрьмы, но его не было.

Поезд резко остановился. Мы постарались сохранить равновесие – естественная человеческая реакция. Затем поезд резко перевели на другой путь, и он проследовал дальше. Нам стоило немалых усилий не сбить друг друга с ног. Пронзительный свист нарушил оглушающую тишину вагона. Дверь резко распахнулась. И со всех сторон посыпались грубые гортанные выкрики: «Raus! Raus!»[27] Перед нами стояли вооруженные эсэсовцы в серой форме.

Стоял вечер 29 июня 1943 года. Место называлось Бжезинка-Биркенау, недалеко от города Освенцим[28]. Охранники, сопровождавшие нас во время поездки, давно сменились, ибо то был мир, тщательно скрываемый от посторонних глаз.

– Вон, ублюдки! Raus, Raus! Быстрее, Schweinehunde![29] – орал наш новый хозяин, совершенный представитель совершенной расы.

Мы в ужасе спрыгнули из вагонов и были грубо построены рядом с поездом.

По всей длине импровизированной платформы выстроилась целая рота СС. Солдаты были хорошо вооружены, и если это служило целью нас напугать, то план сработал. Продолжали раздаваться окрики. По обоим концам платформы стояли пулеметы. Собаки встретили нас предупреждающим лаем и принялись яростно натягивать поводки. Кинологи с трудом их удерживали.

У меня появилась возможность бегло осмотреться. Пейзаж не вселял ни покоя, ни утешения. На километры вокруг не росло ни одного дерева, сплошные голые поля. Вдалеке клубился густой туман, в котором скрывалось то, что поджидало нас. Эсэсовцы грубо приказали нам разбиться на группы: кому-то указывали, кого-то толкали, а на кого-то кричали.

– Schnell, schnell![30] Все вещи оставьте здесь! Трудоспособные мужчины – направо, женщины, которые могут работать, – налево, остальным остаться посередине платформы.

Эсэсовцы подкрепляли свои приказы ударами кнутов, а мы пытались понять, что же происходит.

Я быстро обнял маму на прощание и пошел направо.

Встал, вытянувшись по струнке, выпятил грудь вперед, чтобы казаться крупнее. И, выдержав на себе пристальный взгляд проводившего отбор офицера СС, затерялся в толпе мужчин.

С наступлением темноты подъехали грузовики. Я видел, как стариков и немощных загружают в кузов и увозят. Матери с детьми ждали, пока нас, мужчин, не построят в шеренги по пять человек и не уведут с платформы.

Примерно через полчаса наша колонна из 117[31] мужчин, все еще сбитых с толку прибытием, которое не предвещало ничего хорошего, подошла к охраняемой заставе. Грязные лужи и влажная бесплодная земля свидетельствовали о том, что природа создавала это место без энтузиазма. Нас пересчитали, переписали, а потом разрешили идти дальше.

Вскоре нас снова остановили. Неподалеку виднелось здание из красного кирпича, напоминавшее очень большой крестьянский дом, но прямо перед ним размещались конструкции, которые в обычной сельской местности не увидишь. От этого здания тянулся забор из колючей проволоки под напряжением, высотой в два с половиной метра. За ним просматривалось ограждение пониже. Через равные промежутки висели черные таблички, на которых были изображены череп и кости, означавшие «опасно».

По центру возвышалась башня с аркой, через которую тянулись рельсы, и от которой в обе стороны расходились два длинных низких крыла. На вершине пирамидальной крыши был установлен излучатель звука большой мощности – сирена, по форме напоминавшая гриб, которая возвестила о нашем прибытии пронзительным воем.

После арки моему взору открылись бесконечные ряды однотипных деревянных бараков, утопающие в море огней.

Нас вновь пересчитали, и мы двинулись дальше по этому чудовищному городу заключенных, а электрический гул от колючей проволоки преследовал нас по пятам.

Ни деревьев, ни кустов – вообще никакой зелени. Это был иной, неповторимый в своей угнетающей мрачности мир. Мой взгляд неустанно выискивал новые особенности нашего местопребывания. Мы свернули по направлению к одному из лагерей, представлявших собой конгломерат безликих бараков, остановились перед серым строением, над которым возвышалась труба, и ждали, пока не подойдет наша очередь.