– Я не сомневаюсь, что так или иначе вы обо всем узнаете. Наша с Сигизмундом репутация уже достаточно запятнана. Я расскажу вам всю правду, но пообещайте, что воспользуетесь информацией только для поиска убийцы и не станете публично нас позорить.
– Даю слово.
– Сигизмунд переспал с медсестрой-еврейкой, – едва слышно произнесла фрау Браун, и ее щеки зарделись от стыда.
Итак, слухи подтвердились. Браун заводил множество романов на стороне, и жена была в курсе его похождений. Однако то, о чем она рассказала сейчас, не просто выходило за рамки приличий, но было преступлением, которое по законам Германии каралось тюрьмой.
– И вы ему все высказали?
– Нет. Я проглотила и эту горькую пилюлю. Очередной нож в спину, который пришлось вытерпеть, чтобы сохранить честь семьи.
– Кто-нибудь еще знал об этой связи?
– Клауберг. Но он верный друг.
– Ваш муж потому и снял обручальное кольцо?
– Он его не снимал, – недоуменно ответила Брунгильда. – По крайней мере, утром оно было на нем.
– В день убийства он возвращался домой перед ужином?
Она пожала плечами и качнула головой. Ей нелегко было признаваться, что муж, давая волю инстинктам, если и возвращался домой, то глубокой ночью. Развернувшись, они двинулись назад к санаторию. Солнечный круг едва угадывался за темными тучами. Гуго молился, чтобы не началась очередная метель.
– Когда вы узнали о его смерти?
– Утром. Анита пришла и рассказала. Это было ужасно.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Нет. – Фрау Браун одернула шинель, ее лицо посуровело. – По-моему, никто из его сотрудников на подобное не способен.
Гуго вдохнул ледяной воздух. Очевидно, фрау Браун не отдавала себе отчета в том, что все служащие Аушвица – так или иначе убийцы. В том числе и он, Гуго, с его трусливым молчанием.
– Понимаю, – коротко сказал он. – Последний вопрос, и я оставлю вас в покое. Ваш муж пользовался одеколоном?
– Ну что вы! – Брунгильда грустно рассмеялась. – От него у моего мужа начинались мигрень и высыпания на коже. Сигизмунд не переносил одеколоны.
Гуго с улыбкой кивнул и, опершись всем весом на трость, в очередной раз ностальгически залюбовался горным пейзажем.
23
Обеденный зал сиял белизной. Свечи рисовали бледные круги на дорогих льняных скатертях, мерцали на прозрачно-тонком фарфоре и серебряных столовых приборах. Звучала веселая фортепианная музыка, ни единой фальшивой ноты. Рождественские украшения, запах хвои и специй.
Каждую перемену блюд вносили официанты в белоснежный форме – они с нагруженными подносами скользили между столами, точно в танце, отрепетированном до автоматизма. В Солахютте все было безупречно.
Гуго сел рядом с Осмундом Беккером. Адель беззаботно смеялась и болтала на другом конце длинного стола. Гуго не мог отвести от нее глаз. Ее свежесть не вязалась с окружающей серостью и постыдными тайнами убийц из Аушвица. Однако вересковая зелень глаз волновалась на незримом ветру, и Гуго неизбежно вспомнил о записке, спрятанной в щипцах.
– Знаете, встреча с Брауном стала для меня огромной удачей.
Голос Беккера вывел его из задумчивости. Молодой человек улыбался, показывая белые зубы с заметной щелью между передними резцами. Он отправил в рот вилку картошки и принялся шумно жевать.
– Видеть его за работой – истинное вдохновение.
– Почему вы решили стать врачом?
Гуго отрезал кусочек утиной грудки, мягкой, точно масло, прожевал, запил глотком красного вина, вытер губы салфеткой. Взгляд помимо его воли вернулся к Адель. Осмунд покрутил в пальцах вилку, облизнул губы.
– У меня была сестра, Шарлотта. Красивая, добрая, умная девушка. Очень любила писать. Словом, пример для подражания…
Он умолк, и Гуго пришлось его подстегнуть:
– Продолжайте, пожалуйста.
– Она вышла замуж за медика из Мюнхена. – Осмунд тоже попробовал утку и зажмурился от удовольствия. – Смазливый брюнетик, всегда гладко выбрит, аккуратно пострижен, – словом, мечта медсестер. Он терпеть не мог берлинцев. Вы же из Берлина, герр Фишер? Мы, берлинцы, – напор и огонь, жизнь и страсть. Так вот, этот тип старался всячески ограничить мою сестру. Она как раз забеременела и охотно отказалась от светской суеты. Он был счастлив, она вроде бы тоже. Одна беда – на свет появился выродок…
Гуго вопросительно уставился на Беккера.
– Ребенок с синдромом фокомелии[10]
, – пояснил Осмунд.– И что ваша сестра?
– Выбросилась из окна. – Осмунд посмотрел на Гуго в упор; в голубых глазах бушевал снежный буран. – А я поступил на медицинский факультет. Хочу добиться, чтобы ни одна женщина больше не повторила судьбу Шарлотты.
– Примите мои соболезнования.
Осмунд улыбнулся и отправил в рот очередной кусок.
– В общем, у меня имеются свои причины вести исследования в Аушвице. Браун между тем работал лишь над охраной арийской расы. Ради бога, я не утверждаю, что это менее благородная цель. Кстати, в Ирзее у него была какая-то особенная программа.
– Какая же?
– Точно не в курсе, спросите у Адель или Берта.
– Полагаю, все трое прекрасно ладили между собой?