Мальчик-наоборот

После двенадцати в школе был назначен сбор нашего отряда. Я пошёл как ни в чём не бывало. О собаке даже думать забыл, а о стекле вспомнил лишь потому, что пришлось дом Фелека стороной обойти.

На несколько минут я опоздал на сбор — дорога в обход заняла лишнее время. Вхожу, ребята уже сидят на своих местах, ну и я как можно скорей уселся за парту. И тут вижу, что все как-то странно на меня смотрят.

Будто кольнуло меня. Что называется, недоброе предчувствие. Наконец наш вожатый заговорил:

— Яцек, только что в школе была мать твоего товарища…

— Фелека? — вырвалось у меня.

Честное слово, я даже поверить не мог, что из-за какого-то стекла его мать, солидная занятая женщина, сразу же побежит в школу.

— Да. Мама Фелека, — говорит вожатый, и лицо у него при этом такое печальное, словно действительно случилось какое-то великое несчастье. — Ты бросил камень, ты разбил стекло в комнате. Это правда?

— Нет, неправда, — отвечаю.

— Яцек, посмотри мне прямо в глаза, — говорит вожатый. — Разве мать твоего товарища могла сказать неправду?

— Да, — отвечаю я и смотрю ему прямо в глаза, — вполне могла, а что тут особенного?

— Фелек тоже приходил с ней. И говорил то же самое. Как же это понять? Может, тут какое-то недоразумение?

— Вот именно, недоразумение, — говорю я и всё время смотрю ему прямо в глаза.

— Ты вместе с Фелеком возвращался домой? — начинает допрос вожатый.

— Возвращался.

— Вы поссорились?

— Поссорились. Потому что Фелек шуток не понимает и сразу за камни хватается. Он в меня бросил, а я в него.

— Так. Значит, теперь ты признаёшься, что бросил камень? — вмешался Вацек из нашего класса.

— Не признаюсь, а просто говорю. Меня же никто не спрашивал, бросил ли я камень. Спрашивал только, разбил ли я стекло в комнате.

— А ты стекла не разбивал? — спрашивает вожатый.

— Я — нет, — отвечаю, — но вообще-то оно разбилось.

— Ничего не понимаю. — Вожатый даже за голову схватился. — Минуту назад ты говорил, что мать Фелека сказала неправду.

— И сейчас скажу, что неправду!

— Почему?

— Да потому что стекло разбил не я, а камень, и не в комнате, а в кухне.

— Ну и ну! — вскричал вожатый.

А в классе поднялся страшный шум: одни смеялись, другие что-то кричали. Один только я помалкивал. Потом вожатый стукнул кулаком по столу:

— Тихо!

Все утихли, а мне велели на минутку выйти за дверь.

Я вышел, но двери только слегка притворил и встал тут же за порогом. Сперва слышно было, как вожатый о чём-то спрашивал ребят. О чём — я недослышал. Ответ был погромче. Несколько голосов закричало:

— Здоровый он, совершенно здоровый! Шарики у него в порядке, это точно.

Тут снова голос вожатого:

— Я не вижу другого выхода, — говорит он. — Некоторое время придётся не допускать Яцека в школу…

Услышав такой приговор, я сразу сообразил, что делать: пойду прогуляюсь или в футбол сыграю. А раз у меня шарики не в порядке — значит, с меня и спрос не велик! Я не стал тратить время на хождение по коридору, ещё встречу кого-нибудь. Взял и выпрыгнул в окно. Сегодня они меня на сборе не увидят.

Ну и день! Тринадцатое число!..

Чем мы хуже Колумба?

Однажды папа сказал мне, что каждый человек должен воспитывать в себе упорство и настойчивость. Я пообещал, что займусь этим делом при первом же удобном случае. Потом я спросил Томека, не хочет ли и он стать упорным и настойчивым. Оказалось, он об этом давно мечтал, да как-то жизнь не сложилась.

— Легче всего проявить упорство в путешествии, — сказал он. — Была бы где-нибудь здесь поблизости какая-нибудь Сахара, мы бы шли, шли, упорно, настойчиво, и даже если бы воды не хватило, всё равно пересекли бы пустыню. Тогда бы все сразу увидели, какие мы настойчивые…

— Это верно, — согласился я, — но ведь нет у нас никакой Сахары. А чтобы до неё доехать, нужна не настойчивость, а деньги на билет.

— Ну, тогда можно сесть в лодку и плыть, плыть, плыть, всё прямо и прямо, а потом заплыть на другую сторону земли, как Колумб!

— Да, но у Колумба был свой собственный корабль, и вообще он был взрослый. Ему не обязательно было к восьми часам являться на ужин. А за нами только и следят: ах, куда эти мальчишки опять запропастились! И вечно мы должны обо всём докладывать. Колумб — тот ничего никому не докладывал, сел и поплыл. А чем мы хуже Колумба?

— Да, — говорит Томек. — Но мы бы не могли открыть Америку: слишком она далеко.

Задумались мы с ним, и грустно-грустно нам сделалось. Но тут мне в голову пришла прекрасная идея.

— Томек, — говорю, — ты знаешь, что земля круглая?

— Знаю.

— Вот как это яблоко. — И я поднял упавшее в траву яблоко.

— Ну и что?

— А то, что если прорыть ход сквозь это яблоко, то есть сквозь землю, вот так, — и я проколол яблоко куском проволоки, — то можно выйти на другую сторону земли. И никакой лодки не потребуется, и денег на билет не надо!

— Точно! — говорит Томек.

— Ура! — закричал я. — И мы сделаем это. Хочешь?

— Хочу, только не знаю как.

— Зато я знаю! Лопата — у бабушки в чулане. Ведро, чтобы землю в сторонку относить, тоже бабушка даст. Давай, а?

— Давай! Только, боюсь, придётся очень долго копать.