Мальчик-наоборот

Мы купили три больших порции мороженого для брата Томека. Нам уже вовсе не было жарко, и мы, по правде, хотели отнести всё мороженое брату Томека. Но оно вдруг стало таять, и нам пришлось то и дело его облизывать. А потом Метек сказал, что давать кому-то такое облизанное мороженое просто негигиенично, ведь на языке бывают разные микробы. И мы съели всё мороженое, хотя и без всякого удовольствия.

Почему-то все прохожие на нас оглядывались, а брат Томека как увидел нас, сказал только: «Вот это да!» И даже не заставил себя долго просить. Но машинка и вправду оказалась очень тупой. Больно было!.. Гораздо больнее, чем от порки, которая мне всё равно досталась от мамы, когда она про всё узнала.

Я спрашиваю: где справедливость?! Влетело только мне. За Томека брат заступился, а у Метека так разболелся живот, что его мама подумала, будто он вот-вот умрёт, — повезло, человеку! Один я пал жертвой. А разве я виноват, что на улице такая жара и столько мороженого?

Урок о гиене

Сегодня у нас последний урок — арифметика. Но после звонка в класс вошёл директор и объявил: вместо арифметики какой-то дядя расскажет нам о гиене.

Все обрадовались, а больше всех мы с Томеком. Даже любая «беседа на тему» и то интереснее, чем таблица умножения, а сейчас целый урок нам будут рассказывать о таком хищнике!

Томек сказал, что этот дядя обязательно принесёт с собой гиену в клетке, но я, конечно, понимал, что на это рассчитывать не приходится. Директор не согласится, и будет прав, — ведь гиена может перегрызть прутья клетки и броситься на нас. Чучело зверя или фотография куда безопаснее.

На последний урок к нам пришли мужчина и женщина в белых халатах — оказывается, врачи. И ни о каких диких зверях даже и речи не было, всё время говорили о гигиене. То есть о том, что у человека всегда должны быть чистые руки, чистые ноги, чистые уши, чистая шея — одним словом, всё чистое! И фрукты и овощи надо мыть перед едой, потому что на фруктах сидят всякие маленькие микробы, бациллы и бактерии, от которых можно заболеть.

Слушать было даже интересно. А потом женщина попросила нас высказаться. Но никто не хотел. Тогда она вдруг обращается ко мне и говорит:

— Может быть, ты расскажешь, что думаешь о гигиене?

Я встал, а что говорить — понятия не имею. Но эта женщина подошла ко мне и стала уговаривать:

— Ну, смелей. Не бойся, говори правду — всё, что думаешь. Скажи честно, понравилась тебе наша беседа?

Ну что ж, думаю, если честно, то, пожалуй, можно и высказаться. И говорю:

— Я, конечно, предпочёл бы послушать о гиене, а не о гигиене, но что ж поделаешь. А если по-честному, то я не люблю мыться, особенно не люблю мыть уши и шею. Моя мама как-то сказала: а если бы у тебя была шея как у жирафа? Сколько мыть-то! Но мне кажется, на такой пёстрой шее вовсе не видно, где вымыто, а где нет. А на моей, хоть она и маленькая, видно. Счастье ещё, что мама уходит на работу раньше, чем я в школу. Она потом, конечно, спрашивает, мылся я или нет. Ну я, конечно, отвечаю, что мылся, зачем маму нервировать?..

Между прочим, кроме меня, никто из класса не высказался. А мужчине в белом халате, видно, понравилось, как я говорил: он всё время смеялся и кивал директору головой.

А когда они вышли, весь класс на меня же напустился. Сами высказываться не захотели, а потом, видите ли, они из-за меня чуть со стыда не сгорели и с завтрашнего дня будут за мной присматривать, потому что у меня в ушах можно репу сажать.

Досадно, честное слово! Никогда больше не буду высказываться по правде.

А дома я с помощью двух зеркалец заглянул себе в уши. И не такие уж они грязные. И разве я виноват, что у людей уши такие закрученные — как раковины! А могли бы быть совершенно гладкие. И красивей, и мыть легче. А тут вернулась с работы мама и тоже меня выругала. Оказывается, она только что встретила нашего директора и тоже чуть со стыда не сгорела. Вот пусть только отец вернётся…

Услышав это, я быстро разделся и для всеобщего спокойствия умылся горячей водой, как на большой праздник. Мама сказала, что вода после меня как после собаки. Мне, правда, не хотелось возражать, но я раз видел, как одна женщина с нижнего этажа мыла пуделя — ну, там вода была куда грязней. Так что никаких тут сравнений быть не может.

А вечером пришёл ко мне Томек. Глаза у него были красные, и я сразу догадался: что-то случилось. И действительно. Томек захотел исследовать отцовскую электробритву, потому что человек, который скоро сам будет бриться, должен знать, как она устроена. Ну, и один винтик куда-то подевался, хотя Томек только собирался её разобрать, но не успел. А отец сказал, что из-за этого одного винтика вся бритва не работает, и задал Томеку трёпку.

Я Томека утешал, как мог, — ведь и меня тоже ждала трёпка, хотя я даже ноги вымыл. Никакой не было надежды, что пронесёт. Но Томек уже решил, что домой он больше никогда, ни в коем случае, ни за что в мире не вернётся, потому что ему эту электробритву родители до конца жизни не забудут.

— Пошли с тобой странствовать, — говорит Томек. — Вот тогда они пожалеют!