Читаем Мальчик Одуванчик и три ключика полностью

Мальчик Одуванчик и три ключика

Во вторник был матч-реванш со сборной дома номер семь.

Первый тайм прошёл вяло, тем более что играть пришлось не настоящим кожаным, а резиновым красно-зелёным мячиком.

Игра близилась к концу, когда вдруг на площадке приземлился Мяч Бориса.

Он упал сверху, почти на линии ворот противника, то есть точно в том месте, откуда накануне начинал преследование Милки, два раза подскочил и мимо вратаря влетел в угол ворот.

Гола судья не засчитал.

И это было, пожалуй, правильно. Только сам Мяч крикнул несколько раз: «Нечестно!»

Домой мы возвращались вместе. Меня разбирало любопытство, и я спросил у Мяча:

— Были слухи, что тебя видели в Таллине. Ты был там?

— Безусловно!

— И в Мурманске ты тоже был?

— Конечно!

— И на острове Тринидад?

— А как же?! И в Африке, и во множестве мест.

— У тебя, вероятно, была масса приключений.

— Без всякого сомнения. Если бы я не был таким скромным, а я даже более скромен, чем кругл, то мог бы рассказать… как это говорится… с три короба!..

— Здорово! Всё-таки, может быть, ты припомнишь хоть что-нибудь?

— Не знаю… Хотя, пожалуй… — согласился Мяч. — На берегу Лимпопо я почти догнал Милку. Она так испугалась, что бежала с закрытыми глазами. А в это время из Лимпопо вылез крокодил, чуть побольше нашего дома. И он раскрыл пасть, представляешь? И Милка вкатилась ему в глотку.

— Какой ужас! — сказал я.

— Самый ужас впереди, — продолжал Мяч. — Невдалеке стоял вождь тамошнего племени с шестью дочками мал мала меньше, самой старшей пять лет. Девочки закричали: «Кис-кис, какая миленькая кошечка!» — и бросились спасать Милку.

— И ты понял, что они закричали? — ехидно перебил Борис.

— Конечно! — кивнул Мяч. — Разве я не упомянул, что во время путешествия выучил сорок семь языков?

— На каком же языке говорило это племя? — быстро спросил Борис.

— Ты требуешь слишком многого! — Мяч укоризненно покачал круглой головой. — Попробуй заучить сорок семь заграничных языков от «А» до «Я», а потом ещё вытвердить название каждого!

— Ладно, продолжай! — Борис махнул рукой.

— Пожалуйста, — согласился Мяч. — Итак, двенадцать прелестных принцесс, одна за другой, мимо ряда смертоносно-острых зубов, вбежали в раскрытую пасть чудовища. А позади переваливался крошка принц и палочкой постукивал по зубам, как по забору, — трр-р-ррр. Вождь закричал: «Тому, кто спасёт принцесс и принца, я отдам половину царства!» Признаюсь, горе престарелого отца тронуло меня — я ведь более скромен, чем кругл, и более добр, чем скромен. А крокодил уже сводил смертоносные челюсти. Мгновение — и я принял решение! Всем известна стремительность моего неподражаемого финта. Но тут, скажу не хвалясь, я превзошёл самого себя. Я с места набрал скорость и мимо шести принцев, двадцати четырёх принцесс и Милки влетел в крокодильское горло. Чудовище стало задыхаться и откашлялось: мы все вылетели из пасти, поднялись в воздух и опустились вблизи потрясённого счастьем вождя. «Огурецио (что по-ихнему значит «привет») — сказал вождь, обнимая меня и целуя. — Отныне ты будешь Священным Мячом и всё племя будет тебе поклоняться». — «Нет, нет, — вежливо, но твёрдо ответил я. — Быть Священным Мячом не моё призвание, я посвятил свою жизнь футболу». — «Арррбузио (что по-ихнему значит «привет»)» — рыдая от счастья, вскричала жена вождя.

— Так как же перевести слово «привет»? — снова перебил Борис. — «Огурецио», как сказал вождь, или «Арррбузио», как выразилась жена вождя?

— И так и эдак, — объяснил Мяч. — Огурецио — просто «привет», а арррбузио — это… ну, как тебе сказать… это «наше вам с кисточкой»…

— Хм, вроде понятно, — пробурчал Борис.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Мяч, продолжая рассказ. — «Арррбузио! — вскричала жена вождя, рыдая от счастья. — Если ты не хочешь быть Священным Мячом, я отдам тебе в жёны старшую из принцесс; она будет счастлива, тем более что ты более скромен, чем кругл, и более смел, чем скромен, и более красив, чем смел, и…»

— Помнится, ты сказал, что старшей принцессе пять лет? — снова вставил Борис.

— Ты… прав, и у тебя хорошая память… — Мяч помедлил и договорил: — Дело в том, что там считаются только високосные годы. Принцессе было пять високосных лет, то есть двадцать по-нашему. «Бананико ананасико (что означает: простите меня, я навсегда сохраню в сердце ваш прелестный образ), — сказал я, преклонив колени перед принцессой. — Бананико ананасико, но я должен ещё вместе с мадемуазель Милкой посетить Луну. И я дал слово забить красивейший гол в ворота сборной команды дома номер семь и сдержу своё слово, потому что я более скромен, чем кругл, более смел, чем скромен, более красив, чем смел, и более честен, чем красив. Может быть, когда-нибудь, когда гол будет забит, я смогу располагать своей судьбой, но не теперь… Долг зовёт меня на Луну, а потом домой…»

— Как же ты добрался до Луны? — спросил Борис.