Мальчик по соседству (СИ)

Женщина склонила голову набок, все еще улыбаясь, и ее будто бы не смущала моя глупая молчаливость. Я понял, что она все еще ожидает ответа, и осторожно сделав шаг вперед, я тихо произнес:

– Эрик. Меня зовут Эрик.

Она теперь повернулась ко мне вся, и я невольно напрягся, но тут же укорил себя за излишнюю подозрительность.

– Очень приятно познакомиться, Эрик. А меня зовут Стелла, – она улыбнулась еще добродушнее, вынуждая меня улыбнуться в ответ, и я повиновался этой простой, но очень коварной этике.

Мой рот тоже сложился в кривую улыбку, но я был рад, что это единственное, что можно было усмотреть на месте моего лица, скрывавшегося под маской.

========== 3 ==========

В тот день нашей первой живой, настоящей встречи я недолго пробыл во дворе – от переполнявшего нутро чувства сладостной запретности мой язык словно не повиновался, и я с досадой полагал, что женщина вовсе сочтет меня дураком за мои молчаливые реакции на ее естественные и, казалось бы, уместные реплики.

Она говорила лишь о том, что живет по соседству, у нее есть одиннадцатилетний сын, почти мой ровесник (мне было двенадцать), и она была бы не против общаться семьями, как она назвала это, «коалицией матерей-одиночек».

Она шутила, но по ее лишь на мгновение погрустневшему взгляду, я понял, насколько они, вероятно, похожи с Мадлен.

Я понятия не имел, каков ее сын из себя, но уже начал ему завидовать.

Наверняка, он какой-нибудь капризный и избалованный тупица, привыкший, что ему достается все вот так просто – потому что его мать его любит и ни в чем не отказывает.

Впрочем, у нее вряд ли мог вырасти засранец; тем не менее, я бы не желал слышать ничего о нем.

Женщина не спрашивала меня ни о маске, ни о причине нашего с матерью затворничества – она максимально деликатно избегала опасных тем, однако переборов желание пойти наперекор предписаниям, я вскоре извинился, признавшись, что мне не велено выходить на улицу.

Она поняла меня и радушно попрощалась, удаляясь к калитке, а я, на ногах с пружинящими от дрожи коленями поскакал обратно к водостоку, по которому я по обыкновению взбирался обратно в свою мансардную комнатку.

Несколько дней я не знал покоя и не мог уснуть, и впервые за много лет не из-за страхов ночных кошмаров, а от постоянных и навязчивых мыслей.

Я день и ночь планировал, как бы устроить, чтобы странная артистка снова пришла к нам… ну и, само собой, изредка выбирался во двор, чтобы сквозь густой плющ, разделявший участки наших коттеджей, наблюдать, как она и худой, но высокий мальчик приводят в порядок сад.

У мальчика было красивое, бледное, как и матери, лицо и прозрачные – то ли серые, то ли голубые – глаза. Я невзлюбил его из-за этой его милой симпатичности еще больше.

Они вдвоем, весело и по-семейному, улыбались друг другу, проводя время на улице, и она совершенно искренне восхищалась его садовой работой, приобнимая за плечи и целуя в лоб; он же льнул к ней в детской наивной ласке, контрастирующей порой с его самостоятельностью на деле и в отсутствие матери, когда он играл на лужайке один.

И да, его звали Виктор. Я запомнил это совершенно случайно, исключительно по причине так понравившейся мне интонации женщины, обращавшейся к нему по имени.

Сегодня он с нехилой смекалкой мастерил заводной механизм из металлических винтов и аккуратно отполированных мелких досок (я лишь снисходительно хмыкнул, лицезрея его сосредоточенно сдвинутые брови – я такой года в четыре собирал), когда с парадной части витого забора его подозвал соседский мальчишка.

Один, к слову, из немногих более-менее адекватных в нашем поселке – многие дети здесь были, мягко говоря, беспредельщиками. Кто-то из них с превеликим удовольствием каждую неделю бил нам окно или поджигал коврик на крыльце.

Так вот этот Лео – так представился представитель местной молодежи – пришел поглядеть, как живут новые соседи. Соседями, конечно, их сложно было назвать – дом мальчишки находился на противоположной стороне и через два блока левее.

Вероятно, все же Лео больше интересовало нечто другое, о чем он поспешил полюбопытствовать:

– А ты уже видел… чудовище?

Сын артистки недоуменно посмотрел на гостя, уже стоявшего на мощеной тропинке у клумб, запущенного во двор из наивного чувства гостеприимства.

– Какое чудовище? – почти рассмеялся он. – Не понимаю, о чем ты.

Зато я все понял. Чудовище – это я.

Соседское чудовище… я от досады скрипнул зубами, вцепившись в металлические прутья забора, уже не замечая, как шуршит от моей беспокойной дрожи кустарник.

– Там, – Лео, тряхнув копной темных волос, указал пальцем в сторону моего дома, – за оградой.

Виктор прыснул.

– Я думал, эти суеверные сплетни – просто преувеличение местного невежества, – пробормотал он совсем по-взрослому, а потом, видимо, заразившись неподдельным ажиотажем нового знакомого, смягчился. – Ты что, серьезно?

– Более чем! Все об этом говорят!

– Да ну, – оглянулся в моем направлении сын артистки. – И какое оно?