Мальчик, сделанный из кубиков

Мама читает какой-то журнал, Эмма с Дэном отправляются на главную выставку поиграть в другие игры. Когда они возвращаются, на Эмме такая же, как на нем, футболка с логотипом «Колл оф дьюти». Я сижу, подавшись вперед, и, вытянув шею, кручу головой из стороны в сторону в попытке разглядеть, что делается на мониторе у Сэма.

И каким-то причудливым образом моя память вдруг переносит меня в прошлое, во все те случаи, когда мне приходилось ждать. В тот раз, когда я вот так же сидел рядом с мамой – застывший в безмолвном ожидании, – нет, думать об этом совершенно невыносимо, но память назойливо подсовывает мне это воспоминание, вынуждая меня отключить его. Все те бесчисленные часы, когда мы с Джоди сидели в приемных у самых разных врачей, дожидаясь результатов очередного обследования Сэма. Проверки и перепроверки слуха, моторики, памяти. Все эти многочисленные обследования, большинство из которых оказывалось совершенно безрезультатными, поскольку Сэм отказывался выполнять даже самые простейшие задания. И те практически десять лет, которые мы в том или ином смысле ждали Сэма. Я смотрю на Джоди, пытаясь перехватить ее взгляд, но она тоже ерзает в кресле, вытянув шею в попытках рассмотреть хоть что-нибудь на мониторе.

– Не вижу, что он делает, – произносит она, ни к кому не обращаясь. – На экране ничего нет.

Начинаю тревожиться. А вдруг он просто сидит за компьютером, ничего не делая от растерянности. А вдруг он все-таки не смог разобраться в компьютерной версии? Но потом я вижу, что он водит мышкой по коврику, а пальцем что-то сосредоточенно выстукивает на клавиатуре. Что-то он все-таки делает. В каком-то смысле мне этого достаточно. То, что он здесь, посреди этого хаоса, уже само по себе чудо. Он здесь, как самый обычный ребенок.

И в то же время он отнюдь не обычный ребенок. Потому-то я так горжусь им и так восхищаюсь. Он пришел сюда своим собственным путем, поборов свои сомнения. Его восприятие нашего мира хрупко и эфемерно. Он нередко наводит на Сэма ужас. Однако же он каким-то образом нашел в себе силы приехать сюда. Мне вспоминается мальчик, играющий в парке в одиночестве, ни на секунду не теряющий бдительности на случай появления какой-нибудь угрозы, и я сам, жалеющий, что он не может быть таким же, как стайки обычных ребятишек, уверенных в себе, носящихся вокруг сломя голову. Теперь мне все это не нужно. Сэм – это Сэм, он способен выстроить свой собственный мир. Да, он не будет таким, как мой, в нем будет больше систематизации – и куда больше самолетов и расписаний. Но беспокоиться из-за этого не надо, надо просто отдавать себе в этом отчет.

– Тебе нехорошо? – беспокоится Джоди.

– Все в порядке, я просто думаю. Странно, какими путями до нас порой доходят некоторые вещи. Все те вечера, когда мы с Сэмом играли в «Майнкрафт» через Интернет, – мы были каждый по отдельности, но при этом как бы и вместе тоже, я имею в виду, по-настоящему вместе, как не были никогда прежде.

– Я знаю, – говорит Джоди, по-прежнему глядя мимо меня на стол Сэма. – Я ведь тоже при этом присутствовала, ты не забыл?

– Остался час! – кричит в микрофон кто-то из организаторов.

Он уходит со сцены, и тут Джоди приподнимается и принимается махать кому-то руками. Я прослеживаю направление ее взгляда и вижу Прюденс с Оливией и Гарри. Они протискиваются сквозь толпу измаявшихся родителей.

– Привет! – кричит Оливия. – Сэм сказал, что вы будете здесь!

Джоди с Прюденс обнимаются, ловко избегая излишних прикосновений друг к другу. Когда же я поднимаюсь поприветствовать ее, мы обмениваемся неловкими поцелуями в воздухе в нескольких миллиметрах от щек друг друга, как правила хорошего тона предписывают представителям среднего класса. Я пытаюсь ограничиться одним, но она заходит на второй, так что мы наполовину сталкиваемся лбами, наполовину чмокаемся – еще один кошмарный социальный прокол для полного комплекта. Можно подумать, сегодняшний день и без того был недостаточно странным и полным тревог.

– Мы ходили сюда в прошлом году, детям такие вещи нравятся, – кричит Прюденс, делая вид, что ничего не было. – Они хотели приехать и поболеть за Сэма.

– Где он? – кричит Оливия.

Я указываю на него.

– Что он строит? – интересуется Гарри.

– Не знаю, мне отсюда не видно. Тема в этом году «Самое важное здание в Лондоне».

– Он мог выбрать Тауэр! – восклицает Оливия, возбужденно хлопая в ладоши.

Но кто знает? Кто знает, что делается у него в голове? Я представляю себе его мозг как нечто полностью разбитое на сегменты, в которых, поделенные на категории, отдельно друг от друга хранятся его мысли и чувства. Как раньше было в сортировочных центрах на почте. Ничто не должно нарушать равновесие и порядок, но все, что с ним происходит, нагружает систему новой информацией, новым содержимым, и он не может обработать ее достаточно быстро. Каким образом он вообще здесь оказался?