Мальчик, сделанный из кубиков

У меня такое чувство, как будто кабинет сжимается вокруг нас, как будто самые стены хотят исторгнуть нас. До чего же я устал от этого ощущения – собственной беспомощности, непонимания, куда двигаться дальше, бесконечной череды неуправляемых кризисов: не успеваешь выкарабкаться из одного, как жизнь уже швыряет тебя навстречу другому, точно утлую лодчонку, затерявшуюся в бурном море и ставшую игрушкой бушующих волн. Но я начинаю понимать одну вещь. Если я не в состоянии помочь Сэму, если это мне не под силу, моя задача сделать так, чтобы рядом с ним были люди, которые могут это сделать.

– Так почему бы нам не отложить этот вопрос до конца года и не посмотреть, как все будет развиваться, – говорит мистер Джонс.

И, взяв наше письмо, символическим жестом отправляет его в лоток для бумаг в дальнем правом углу стола, точно желая дать нам понять: встреча окончена, и вам об этом сказано.

Джоди пожимает плечами и смотрит на меня. Она покусывает нижнюю губу, и я прекрасно знаю, что это значит: она готова расплакаться и пытается взять себя в руки.

Я поворачиваюсь к мистеру Джонсу:

– Нет, мы не намерены ждать до конца года. Мы намерены перевести его отсюда как можно скорее. Вы сказали, что иногда детям в школе бывает плохо, – можете нам поверить, мы в курсе. Но когда мы были на ознакомительной экскурсии в школе «Сент-Питерс», они сказали нам, что Сэму там будет хорошо. И это прозвучало так, как будто это самая важная цель, цель, ради которой они будут прикладывать усилия. Что касается второй школы, мы будем бороться за нее, если понадобится. Если Сэм этого хочет. Мы будем за нее бороться. Мы поднимем такой шум, что никому мало не покажется. Если мы сами не можем ему помочь, значит мы устроим его в такое место, где найдутся способные помочь. Вот что мы намерены делать. Всего хорошего.

Я поднимаюсь и совершенно безотчетно протягиваю руку Джоди – это машинальная демонстрация того, что мы заодно. На секунду в голове у меня вдруг возникла иллюзия, что я перевожу Сэма через дорогу с интенсивным движением. Смутившись, я уже собираюсь убрать руку, как вдруг, к удивлению моему, Джоди берет ее и тоже поднимается. Мы выходим из кабинета точно так же, как вошли, – в неловком неуверенном молчании. Закрываем за собой дверь, и тиканье часов умолкает.

– И что теперь? – спрашивает она.

Глаза у нее подозрительно блестят, потом по щеке скатывается слезинка, за ней еще одна.

– Ну, посмотрим, что скажет Сэм, и будем действовать исходя из этого. Они не могут…

– Нет, я сейчас не про Сэма. Алекс, я про нас. Что теперь будем делать мы с тобой?

Секретарша за своим столом в приемной изо всех сил притворяется, будто очень занята, выстукивая что-то на клавиатуре, хотя совершенно явно прислушивается к драме, которая разыгрывается у нее на глазах. Меня вдруг охватывает беспомощная нигилистическая ярость. Хочется сбежать – сбежать из этого места, от этой ситуации.

– Ты, кажется, свой выбор сделала, – бросаю я.

Перед глазами у меня стоит образ Ричарда, выходящего утром из нашего дома, их поцелуй.

Иду к двери, полный решимости не оглядываться.

– Ты заберешь Сэма сегодня вечером? – кричит она.

– Нет, я занят.

Меня так и подмывает посоветовать ей поручить это Ричарду, но, несмотря на ощущение, что терять мне уже нечего, я не могу заставить себя признать его, подтвердить его существование в наших жизнях, произнеся его имя вслух.

– Алекс! – кричит она.

Но я уже далеко. Очень далеко. Прочь, прочь, вдоль стены классной комнаты, а потом на улицу. Я бегу, ускоряясь, по узкому проулку вдоль маленькой школьной спортплощадки. Примерно так же я бегал домой из школы почти каждый день после того, как погиб Джордж. Срывался с места и бежал что есть мочи, пока не начинало темнеть в глазах. Мне совершенно необходимо было оставить как можно большее расстояние между мной и тем несчастным случаем. Но иногда это расстояние не бывает достаточным, как бы сильно ты ни старался. Все в жизни, что имеет для тебя какое-то значение, даже то, что причиняет боль, обладает силой притяжения. Если тебе удается преодолеть ее и вырваться на свободу, ее власти конец. Ты паришь в космосе. И никогда больше не вернешься назад.

– Джоди, – бормочу я себе под нос.

Выскочив из проулка, останавливаюсь и опираюсь ладонями на колени, как будто меня сейчас вырвет. Я стою на тихой улочке, как две капли воды напоминающей ту, на которой я жил с Джоди и Сэмом. По обе стороны тянутся ряды викторианских домишек. Озираюсь по сторонам и присаживаюсь на низенькую кирпичную стену, которой обнесен чей-то ухоженный садик. Я не очень хорошо понимаю, где нахожусь.