Мальчик, сделанный из кубиков

Сэм закрывает уши ладонями, и Эмма поспешно следует его примеру – после чего, к немалому веселью Сэма, ровно то же проделывает и сам Дэн.

– Я жалею о трех вещах, – заплетающимся языком провозглашает Дэн. Эмма еле заметно вскидывает на него глаза из-под ресниц. – Я жалею, что в девяносто шестом году попросил на Рождество «Нинтендо-шестьдесят четыре» вместо «Плейстейшен»; я жалею, что не пошел в университет – в художественном колледже только зря штаны просиживал; и я жалею, что, когда я увидел в благотворительной комиссионке отличную копию радиохэдовского «Дрилла» за пятьдесят пенсов, я ее не взял. На этом все.

Он берет со стола свой бокал и от души к нему прикладывается.

– Алекс? – смотрит он на меня.

– Что?

– А ты о чем жалеешь?

У меня нет никакого желания ввязываться в этот разговор сейчас, воскресным днем, когда рядом Сэм, а все остальные изрядно набрались.

– Э-э… Дэн, а сколько у тебя времени?

– Да пока паб не закроется.

– Тогда мы не успеем. Эмма?

Она в задумчивости покачивается из стороны в сторону. Сэм встает и отправляется к игровому автомату рядом со столиком Сида. Я внимательно слушаю, что она собирается сказать.

– Ну, тут у меня драма с «Королем Львом». – Она пожимает плечами. – На той неделе, когда погиб Джордж, мама должна была отвести меня в кино на «Короля Льва». Все мои подруги уже его видели, все только о нем и говорили. И мне тоже очень хотелось приобщиться. Но мы так на него и не сходили. Для меня это почему-то превратилось просто в идею фикс. Я так злилась на маму. Я жалею, что была такой ужасной и испорченной. И я до сих пор так его и не посмотрела.

Она внезапно вскидывается, точно спохватившись, что наговорила лишнего, и издает стыдливый смешок.

– И… э-э… – продолжает она уже более веселым тоном. – Еще я очень жалею, что так и не доехала до Южной Америки. Бразилия, Аргентина, Перу. Я хотела, но все как-то не получалось. Надо бы туда съездить. Надо бы.

Эмма хлопает ладонью по столешнице, потом театральным жестом берется за телефон.

– К черту все! – объявляет она. – Я пошла смотреть билеты!

– Ты серьезно? – срывающимся голосом спрашивает Дэн.

Я вижу в его взгляде нечто такое, чего там никогда не было прежде: страх. Самый настоящий страх, всколыхнувшийся и немедленно привычно подавленный. Дэн растягивает губы в улыбке и утыкается в свой бокал, делая вид, что его интересует исключительно его содержимое. Скашиваю взгляд на телефон Эммы и вижу пропущенный звонок. Номер хорошо мне знаком. Это мама. Но прежде чем я успеваю сказать об этом Эмме, она загружает браузер и вбивает в строку поисковика «рейсы в Бразилию».

И тут я замечаю, что в другом конце зала кое-что происходит – кое-что невероятное. Мне необходимо, чтобы кто-нибудь еще взглянул на это и подтвердил, что мои глаза меня не обманывают. Я сверлю взглядом Дэна до тех пор, пока он не переключает свое внимание с Эммы на меня, и киваю в сторону зала. Дэн медленно оборачивается, и у него отвисает челюсть.

Сэм сидит за столиком Сида, и они играют в шахматы.

Они делают это в полном молчании; Сид сидит, уткнувшись взглядом в стол, Сэм – отвернувшись к маленькому окошечку сбоку. Оба делают ходы быстро и бесшумно, по очереди изучая доску.

Мы не единственные, кто это заметил. Бармен стоит столбом с бокалом пива в одной руке и полотенчиком в другой и, как громом пораженный, таращится на эту двоицу. И только теперь я наконец-то замечаю, что Сид, когда думает, постукивает пальцем по уху повторяющимся, почти ритмичным движением. Ха. Мне ли не знать, что это такое. Я знаю, что происходит; удивительно, как я раньше этого не сообразил. У него аутизм. Ну разумеется. Это постукивание – я читал, как люди в спектре аутизма часто прибегают к самостимуляции, хлопая руками, издавая повторяющиеся звуки или трогая свое лицо. Просто я всю жизнь ассоциировал аутизм с детьми. Надо же быть таким дураком. Этот бедолага, скорее всего, всю жизнь прожил с клеймом чокнутого. А мы-то с Джоди еще возмущались, что Сэму два года не могли правильно поставить диагноз. Этому человеку про аутизм не говорил никто и никогда.

– Ага, – наконец обретает дар речи Дэн. – Значит, он все-таки хочет играть с людьми, он просто не хочет, чтобы они при этом говорили.

– Очень его понимаю, – замечает Эмма.

Партия длится не больше пяти минут. Сид слишком сильный игрок. В два десятка ходов он лишает Сэма обеих ладей, коня и ферзя. В конце концов Сэм укладывает на доску своего короля, потом, все так же молча, они расставляют фигуры в исходную позицию. Сэм поднимается, идет к нашему столику, берет пригоршню чипсов и усаживается обратно на свое место. Мы с Дэном продолжаем таращиться на него.

– Вы чего? – спрашивает он с набитым ртом, из-за чего его голос кажется приглушенным. – Чего вы?

– Ладно, – говорю я. – Нам пора к Оливии.

Возвращаемся обратно к Дэну, гонимые ветром, что гуляет по скользкой влажной мостовой. Сэм весело болтает. Я еще не видел его в таком хорошем настроении с тех самых пор, как разразилась катастрофа с «Майнкрафтом».

– А тетя Эмма опять улетит на самолете?

– Похоже на то.

– А можно мне с ней?

– Нет.