Мальчик, сделанный из кубиков

– Почему?

– Потому что она не вернется.

– Почему она улетает?

– Наверное, ей здесь не очень весело.

– А тебе здесь тоже не очень весело?

– Ну, иногда.

– А ты тоже улетишь на самолете?

– Нет.

– Почему?

– Потому что у меня есть ты и мама и я стал бы по вас скучать.

Он обдумывает мои слова, пока мы, свернув на нужную улицу, идем мимо уродливо искусственных жилых комплексов, стоящих чуть в глубине, каждый со своей квадратной парковкой. Мне вдруг приходит в голову, что застройщики всего лишь построили на месте одной промзоны другую, просто в этих новых складских помещениях хранятся люди, а не товары. Меня охватывает желание поскорее вырваться отсюда.

– А почему Эмма вернулась? – интересуется Сэм.

Мне требуется некоторое время, чтобы очнуться от своих размышлений и понять, о чем он спрашивает.

– В каком смысле?

– Если ей нравится летать на самолетах и бывать в новых местах, почему она вернулась?

– Не знаю. Я думал, может, она соскучилась по бабушке, но, похоже, дело не в этом. Наверное, она вернулась, чтобы что-то выяснить, и теперь, когда она знает ответ, она может идти дальше своей дорогой.

– Я не понимаю, что это значит.

– И я тоже, Сэм.

Мы доходим до дома Дэна, спускаемся на парковку и садимся в наш старенький «универсал», выглядящий бедным родственником среди сверкающих «БМВ», «ауди», «мини-куперов» и роскошного «порше» Дэна. История повторяется, когда мы подъезжаем к дому Оливии и встаем рядом с их семейным «рейнджровером»: когда мы выбираемся из нашей машинки, он нависает над нами, точно гора. Против воли отмечаю, что у них окна не мутные от плесени.

Едва Сэм нажимает на кнопку звонка, как Оливия уже распахивает перед ним дверь.

– Сэм! – визжит она радостно. – Заходи скорей!

Они исчезают в доме, и я, не зная точно, как полагается по этикету, нерешительно подхожу к широкой деревянной двери и заглядываю внутрь.

– Здравствуйте, – приветствует меня из передней Прюденс. Вид у нее, облаченной в темно-зеленый твидовый блейзер и джемпер с воротничком поло, по обыкновению, царственный. – Проходите, пожалуйста!

Неохотно вхожу в переднюю, миновав широкую лестницу и дубовый комод; в нашем доме он был бы завален ключами, нераспечатанными письмами и немытыми кружками, а здесь сияет первозданной чистотой, украшенный двумя очень дорогими на вид вазами. На полу дубовый паркет. Стены выкрашены в классический оливковый цвет.

– Хотите чаю? – осведомляется Прюденс.

Чаю я совершенно определенно не хочу. Чего я хочу, так это поскорее убраться отсюда, чтобы ничего не разбить, не разлить и, упаси господи, не оказаться вынужденным вести светскую беседу с ее мужем, классическим композитором кембриджского разлива, который, если верить Джоди, вылитый Док Браун из фильма «Назад в будущее», только еще более чудаковатый. Наверху начинается какая-то беготня, потом, судя по звукам, дети принимаются скакать на кровати.

– Нет, спасибо. Я лучше пойду, если вы не против?

– Да, думаю, все будет в порядке, – говорит она с выражением, которое я истолковываю как облегчение. – Прошу прощения, у нас тут небольшой кавардак, мы затеяли ремонт, расширяем кухню. Весь дом вверх дном.

Я оглядываюсь по сторонам, потом бросаю взгляд в кухню в конце коридора. Никаких следов ни ремонта, ни кавардака не заметно.

И в этот самый миг я слышу крик Сэма: «Нет, не хочу!», а следом за ним раздается громкий пронзительный визг. Мы с Прюденс переглядываемся; ее лицо напоминает гротескную маску тревоги. Я поворачиваюсь в сторону лестницы, но она протискивается мимо меня и уже мчится по ступенькам. На площадке появляется брат Оливии, Гарри.

– Сэм швырнул в Оливию джойстиком! – кричит он.

Потом из комнаты показывается сама Оливия, держась за голову. Когда она убирает руку, становится видно, что по ее аккуратно причесанным белокурым волосам струится кровь.

– Все в порядке, мамочка, – говорит она тихо.

– Оливия! – восклицает Прюденс.

– Сэм! – ору я.

Он в комнате – судя по куклам на полу и постеру со смазливыми юнцами из «One Direction» на стене, она принадлежит Оливии. В ногах большой железной кровати висит большой плоский телевизор; на экране застыл пейзаж из «Майнкрафта». Сэм, сжавшись в комочек, лежит на кровати, прикрывая голову руками.

– Сэм, что ты опять натворил?

– Она хотела, чтобы я играл в «Майнкрафт», а я не хочу, не хочу! Потому что он сломал мой замок! И это больше не мое место!

Я не слушаю: хватаю его и выдергиваю из кровати. Он пытается цепляться за простыни, но я выдираю их у него из рук.

– Пойди извинись.

Выволакиваю его из комнаты; Оливия с мамой стоят в ванной. Прюденс прикладывает к голове дочери влажное полотенце и гладит ее по волосам.

– Извините нас, пожалуйста, – говорю я. – С ней все в порядке?

– У нее серьезная рана, – почти по-детски обвинительным тоном говорит Прюденс.

– Проси прощения! – требую я от Сэма.

Но он, поникший и несчастный, уже начал всхлипывать.

– Так, наверное, лучше мне отвезти его домой.

– Нет, – возражает Оливия. – Он не нарочно! Он не хотел в меня попасть! Не надо, мамочка.