Мальчики

Он умолк, будто вспомнил что-то своё, потерянное, будто знаменитый рудник принадлежал не кому-то там, когда-то в древности, а ему самому, причём, совсем недавно. – Да, тут была настоящая промышленная империя, мощный горнорудный промысел. И главное: другой народ, не сарты. Может, персы, может, китайцы… Сарты ленивы, они разводят скот, живут сельским хозяйством…

Дядя Паша с уважительным удивлением обернулся к соседу:

– Откуда ты всё это знаешь, Абраша?!

– Почитывал то да сё, – меланхолично отозвался отец.

– И… куда ж они все делись, такие великие-могучие, как ты говоришь?

Отец улыбнулся, пожал плечами:

– Да куда все империи деваются. Сгинули… Рудник заглох, осталась от него только гигантская пещера – с пропастями, обрывами, подземной рекой, озером… Ну и с надлежащим мифом, конечно: что никто не знает, где она заканчивается и куда деваются люди, которые рискуют отправиться за сокровищами, якобы спрятанными там в тайниках.

– Ну, уж это сказки для детишек на ночь! – Дядя Паша подмигнул Ицику, а отец спокойно возразил:

– Может, сказки… Но ханы отсылали в ту пещеру преступников, обречённых на казнь. Обещали помилование, если кто дойдёт до конца и вернётся с рассказом о том, что увидел в страшных глубинах.

– Ух ты! И что?!

– Ни один не вернулся…

– Эх! – Дядя Паша покрутил головой и расхохотался, даже на мгновение руль выпустил из рук. – Моя Маня уж точно отыскала бы там пару серёжек. – Схватил руль и запел со своим нарочитым комичным акцентом:

– Мой жена ушёл,
Где его найдёшь?
Он в пещере мне
Делает галдёж…

* * *

…А вдова напрасно боялась продешевить: ничего стоящего в этом самом чемоданчике, похожем на акушерский саквояж, не обнаружилось, кроме пары неплохих карманных часов: одни швейцарские, призовые, марки Qualite Boutte. На верхней крышке – штампованные штуцеры на мишени и надпись по кругу «ЗА ОТЛИЧНУЮ СТРѢЛЬБУ». Не серебро, медно-никелевый сплав. Хорошие часы, но таких отцу и в Бухаре приносили немало.

А вот другие – серебряные, старые, год примерно 1890, оригинальный Мозер на двадцати рубиновых камнях… Красавцы-часы: корпус чернёный, воронёные стрелки, римский циферблат и стекло родное: прозрачный кварц. И завода хватает часов на 30–35… «Только почистить деликатно, и пойдут как ласточки», – сказал отец.

Всё остальное в том самом чемоданчике, несмотря на позолоту и медь, на бронзового стрельца, украсившего заурядный кабинетный экземпляр, – не стоило такого изнурительного пути, тем более что призовыми швейцарскими, «ЗА ОТЛИЧНУЮ СТРѢЛЬБУ», отец потом расплатился с дядей Пашей за поездку.

Впрочем, сама режиссёрская вдова оказалась дамой приветливой и щедрой. Угостила их вкуснейшим киселём из свёклы: густым, дрожащим, как желе, кисловато-сладким, очень вкусным! И страшно радовалась деньга́м, которые показались ей большими. Робко спросила:

– Абрам Исакович, а вам разве этак выгодно?

Отец улыбнулся и ладонью накрыл её морщинистую изящную ручку с молодыми белыми следами от проданных колец:

– Изольда Яновна, – сказал мягко, – вы обо мне не волнуйтесь, я старый мошенник. Я этот чемоданчик буду по частям продавать и всё равно на нём выгадаю.

И оба рассмеялись. А Ицик с наслаждением выхлебал вторую пиалу свекольного киселя.

4

Летними вечерами в знойном воздухе невидимой сетью колышется лягушачий зуммер, назойливо ввинчиваясь в уши. На балханах гудят-варят-жарят керосинки и примусы, ссорятся, перекрикивая друг друга, хозяйки, и задышливый крик ишачьего племени дрожит над сараями.