Мальчики-мальчишки

Она ловко спрыгнула с его рук, взяла его за локоть и повела к себе домой, где он послушно съел завтрак, который она ему приготовила. А потом сказала, что ей надо собираться на работу в детский сад. Но он притянул её к себе, бережно усадил рядом и стал ей рассказывать, как скверно жил всё это время, как преступил через все существующие запреты и как много ужасных поступков совершил. И что он теперь повсюду, даже с женщинами, чувствует себя, как на войне. А теперь он хочет быть с ней, потому что именно она его половинка, которая своей безграничной добротой уравновесит все его злодеяния, потому что никто его не понимает и не знает так, как она. Только она возвращает его в то счастливое время, когда он ещё не осквернил свою душу жестокими делами, и только рядом с ней его не мучают приступы ужасной астмы. Когда он говорил ей особенно страшные вещи о себе, которые так и не осмелился рассказать кому-то другому, она закрывала ему рот своей ладошкой и плакала вместе с ним.

Так она и просидела весь день в его объятиях и заснула, уткнувшись ему носом в грудь, а он охранял её сон и клялся сам себе стать тем прежним мальчишкой, которого она так в нём любила. Так любила, что даже приняла его таким, каким он стал теперь, и ему стало так легко и хорошо от этого.

На следующее утро он сказал ей, что она всё равно станет его женой, и они просто расписались в загсе без всяких свадеб, потому что не хотели ни с кем делиться своим счастьем. Она не поехала с ним в большой город Ленинград, а осталась жить на своей Лесной улице, потому что не смогла бы привыкнуть к новому укладу жизни. А он повсюду чувствовал себя как рыба в воде.

И вот так прожив с ним много лет, она умела гасить его гнев. Когда он надевал на себя маску зверя, и его сознание становилось помутнённым, она спрашивала:

– Что это с тобой, Котя?

И он сразу превращался в того прежнего мальчика, но не в инфантильно-сопливого и капризно-беспомощного дитятю, а в искреннего и мудрого ребёнка, каким она его знала всю жизнь и которому не было нужды изображать перед ней из себя что-то немыслимое и совершенно себе несвойственное. Она умела снимать с него всю шелуху, которую принято считать настоящим мужским характером, слой за слоем, как с луковицы, где под огромным количеством отмирающих и высыхающих слоёв можно было докопаться до той сердцевины, где есть живой росток, и этот-то росток и является истинной сущностью человека. Но иногда этому ростку становится холодно без тех одёжек, коими он отгородился от опасного, на его взгляд, мира.

Она поначалу всё наивно ждала, когда же этим мальчикам надоест воевать друг с другом, когда они выпустят из себя всю дурную кровь и начнут делать что-то для сегодняшней и завтрашней жизни. Строгий рассудок опять осуждал её за то, что она так и не смогла отвадить своего мужа от мира крови и насилия. Но тот же рассудок подсказывал ей, что вряд ли эти ребята с такими навыками и прошлым опытом вдруг когда-то превратятся в простых мирных граждан и станут тихо выращивать укроп и петрушку на грядках своего огородика для продажи на местном рынке. А потом она пришла к выводу, что рассудок – очень плохой спутник для любящей женщины, так как он придирчиво подмечает все многочисленные изъяны несовершенной и беспокойной мужской натуры, и если очень уж пристально сконцентрировать на этом внимание, то неминуемо придёшь к выводу, что, в общем-то, человек достоин не любви и восхищения, а ненависти и презрения, временами переходящих в жалость, которую многие русские бабы и воспринимают, как любовь. А как женщине жить без любви, благодаря которой продолжает свой путь человечество? Хотя, может быть, кто-то и разочарован в людях и воскликнет в сердцах: а зачем ему быть-то, этому человечеству, будь оно неладно! И как ей быть, если её любовь для разума – позор и блажь, а для сердца – подвиг и счастье? И что важнее в жизни: чувства женщины к человеку или кропотливые поиски истины по поводу того, кем же этот человек на самом деле является?

От такой хронической сделки с совестью ей иногда становилось невыносимо горько, так что она даже пыталась протестовать против этой трагичной и безнадёжной ситуации. Поговаривали, что она даже грозилась уйти от него, но не собиралась уходить, а просто хотела хоть как-то повлиять на него. Но когда ничего не получилось, когда она узнала, что его люди по его же приказу украли и убили десятилетнюю дочь какого-то местного предпринимателя, она в самом деле решила покинуть его. Она даже дала ему оплеуху, когда он совершенно спокойно признался, что действительно причастен к этому ужасному и мерзкому преступлению. Он только смеялся над её женскими попытками ударить его побольнее, хватал за руки, целовал их в ладонь. А сам бледный, глаза горят и смех какой-то нехороший. Ей, женщине не робкого десятка, в какой-то момент стало совсем страшно с ним, и она сказала ему о своём намерении уйти. Но он с ядом в голосе спросил её:

– Куда это ты уйдёшь? К кому? У тебя же никогда не было и нет никого, кроме меня. Я – всё, что у тебя есть.