Мальчики с кладбища

– Ты заставил меня волноваться, – сказал ему отец, пожимая руку проходящему мимо брухо.

– Да, извини, – ответил Ядриэль, обходя очередь из людей. К счастью, у отца было хорошее настроение. Он нигде не видел Катриса, но прежде чем он успел спросить, где его тио, Лита заметила Ядриэля и ахнула:

– Ты не одет! – начала бранить его она.

Ядриэль посмотрел на себя. Последнее, о чем он сейчас волновался, – это внешний вид.

– Чем я могу помочь? – спросил Ядриэль у своего отца.

– Лично я хочу, чтобы ты оделся! – сказала Лита и поприветствовала семью брух, вошедших в церковь.

Отец усмехнулся и слегка покачал головой:

– Иди переоденься, – сказал он и кивнул в сторону церкви. – Я отложил калаверу, которую ты сделал для своей мамы. Отнеси ее к офренде, и тогда вы с Марицей сможете немного развеяться на вечеринке. По рукам?

– По рукам. – Ядриэль стартанул к дому, даже не закончив фразу.

– Встретимся у офренды до полуночи! – крикнул ему отец вслед. Ядриэль поднял руку в знак того, что услышал его.

Он промчался через кладбище и вернулся к дому. Распахнув дверь, он взбежал по лестнице, перемахивая две ступеньки за раз. Чем скорее он выполнит поручение отца, тем скорее сможет вернуться к Джулиану.

У себя в комнате Ядриэль стянул худи и футболку и переоделся в оливково-зеленую рубашку. У него не было времени проверять, достаточно ли сильно бандаж стягивал грудь и хорошо ли смотрелась рубашка. Ядриэль переоделся из рваных черных джинсов в чистые, пусть и немного помятые, натянул армейские ботинки и направился обратно в церковь.

Пока он петлял между брухами и духами, сердце колотилось в груди, как часы, отсчитывающие время до полуночи. Церковь была забита людьми и длинными столами в белых скатертях, ломившимися от еды и напитков.

Во время Дня мертвых разнообразие культур, объединенных праздником брух, становилось наиболее очевидным: в пластиковые стаканчики разливали эквадорский напиток колада морада – сладкий кукурузный сок, окрашенный фиолетовыми ягодами; брухи из Сальвадора принесли с собой медовую тыкву, а семьи с Гаити – множество самодельных свечей из пчелиного воска для украшения офренд и надгробий; в свою очередь андские танта вава – сладкие булочки с фруктовой начинкой, выпеченные в форме младенцев – с детства были любимым блюдом Ядриэля.

Но у него не было времени на лакомства.

На одном из столов осталось несколько коробок с калаверами. Ядриэль поднял ту, что была наполнена черепами, которые он накануне украсил для своей мамы и остальных предков. Осторожно держа ее в руках, Ядриэль покинул церковь, оставив восхитительные запахи позади.

За церковью образовался большой танцевальный круг. Собравшись в кольцо, мужчины и женщины играли на уэуэтлях – больших барабанах из шкур животных – и тепонацтлях – барабанах из бревен с прорезями. Удары отдавались эхом в груди Ядриэля, пока он огибал толпу.

Глиняные флейты и окарины заливались трелями, словно птицы, а раковины гудели низко и глубоко. Под ритмы барабанов в центре круга плясали танцоры. Чачайоты – инструменты из раковин и орехов – дребезжали у них на запястьях и лодыжках, трясясь с каждым притопом. На них были традиционные костюмы и большие разноцветные короны из длинных перьев. Женщины облачились в красочные туники, а мужчины – в махтлатли[104]. Маленькая девочка в фиолетовом серьезно и сосредоточено танцевала рядом со своей старшей сестрой. Пот блестел на коже танцоров, отражая блеск свечей по мере того, как они танцевали и вышагивали вперед.

«Интересно, видел ли их Джулиан?», – подумал Ядриэль. Хотелось бы ему увидеть лицо Джулиана, наблюдающего за ними.

Могила мамы находилась на небольшом кладбище рядом с церковью, отведенном под семью лидеров брух. Его дедушка и бабушка со стороны матери, а также его Лито были похоронены на одном участке. Тихий уголок кладбища был украшен с заботой и гордостью.

Сразу бросались в глаза изделия Диего из сахарного тростника: у каждой могилы стояли высокие арки и кресты, украшенные ослепительно яркими бархатцами. Красочные папель пикадо, вручную вырезанные Литой, мягко покачивались на октябрьском ветру. Его отец соорудил для каждого по прочному алтарю высотой в семь ступенек, покрытых безделушками, фотографиями и едой.

Ядриэль разместил по калавере на каждом надгробии. У родителей его мамы были одинаковые камни – сдержанные и потертые, – а у Лито – огромная нефритовая плита, украшенная замысловатыми иероглифами майя, как и подобает покойному лидеру брух.

Надгробие мамы Ядриэля было изготовлено из полированного белого мрамора. Присев на корточки, Ядриэль поставил ее калаверу как можно ровнее, чтобы та не соскользнула с гладкого камня.

Он провел пальцами по ее имени, высеченному на лицевой стороне золотыми буквами.

«КАМИЛА ФЛОРЕС ДЕ ВЕЛЕС».

С офренды, озаренной мягким светом белых свечей, ему улыбалась ее фотография.