Мальчики с Марса. Почему с ними так непросто и что с этим делать

Чтобы пробудить у сына способность видеть стеклянный потолок, полезно поощрять участие в мужских группах, где все сказанное останется конфиденциальным. Я организовал около трехсот таких групп, куда вошли мужчины от семнадцати до девяноста лет, и обнаружил, что это один из лучших способов дать мужчине свободу признаваться в своих слабостях, не боясь утратить уважения. Это должно быть бесплатно. Такие мужские группы можно создавать уже в старшей школе – как правило, под супервизией учителя или тренера. Когда вашему сыну перевалит за двадцать, он сможет примкнуть к группе сверстников. Так что если вам когда-нибудь хотелось узнать своего сына поближе, превратившись в муху на стене мужской группы, это ваш шанс. Только не ждите и не требуйте политкорректности. Чего стоит ожидать – так это честной картины динамики, которую ваш сын выстраивает из мелких деталей отношений мамы с папой, а еще – что мужская группа даст ему обратную связь, которая поможет разобраться, что в семейной динамике он может перенять, а что предпочтет изменить.

Папа Дональда и сын Дональда

Когда в начале очередной сессии одной моей мужской группы мы проводили обычную вводную – коротко делились новостями, Дональд сказал, что у его папы только что был инфаркт. После вводной мы попросили Дональда рассказать об отце подробнее, чем раньше, и начать с самых приятных воспоминаний.

Самые приятные воспоминания – это как я ходил на папины концерты кантри-музыки. Звездой он не был, но у него была своя аудитория, особенно в Нэшвилле и окрестностях, где мы жили. До знакомства с мамой он был профессиональным музыкантом, и когда мне было года три-четыре, он иногда выезжал куда-нибудь с короткими гастролями.

А самое теплое воспоминание? Это, конечно, поездки с ним на концерты перед тем, как родилась моя сестра. Он водил нас с мамой за кулисы, мы там знакомились и с продюсерами, и с кем-то из преданных фанатов. Фанаты его прямо на руках носили – уму непостижимо! И мне тогда казалось, что у меня лучший папа на свете. Но больше всего я любил, когда папа представлял нас с мамой зрителям. Он всегда выбирал для этого разные моменты. Поэтому перед каждой песней я думал: «Вот допоет – и пригласит нас с мамой на сцену!» А когда он наконец представлял нас, то всегда поднимал меня на руки. И обнимал крепко-крепко. И говорил с любовью в глазах: «Вот главная радость в моей жизни».

Я прямо чувствовал, с какой гордостью он смотрит то на меня, то на маму, как ему было приятно, когда мама улыбалась нам в ответ. От этого у меня возникало ощущение, что все мы тесно связаны. Мне становилось так уютно. Помню, как однажды он еле сдержал слезы, а я спросил его: «Папа, ты плачешь?» А он сказал, что это слезы любви.

Дональд замолчал – и на глазах у него тоже появились слезы.

– Думаю, это не просто самые счастливые воспоминания детства. Возможно, это лучшие моменты всей моей жизни.

От этих воспоминаний лицо Дональда прояснилось, но через несколько секунд один из участников группы заметил, что выражение его стало немного другим, и попросил:

– Дональд, расскажи, почему тебе так грустно.

– Наверное, главное потрясение при известии о папином инфаркте было в том, что я испугался, что он умрет сломленным. А может, потому, что он уже был сломлен. Он давно утратил радость жизни. Такой контраст с тем папой, который брал меня на руки на сцене…

– А что случилось?