Мальчики с Марса. Почему с ними так непросто и что с этим делать

– Помню, как мне было лет пять-шесть, и родители сказали, что мама беременна и у меня будет братик или сестричка. Я обрадовался, но потом подслушал, как папа с мамой договариваются, что она не сразу выйдет на работу в школу, а им нужен дом побольше. Они решили, что папа бросит концертировать, разве что по выходным. Я слышал, как они говорят, что им обоим это не нравится, но, видимо, другого выхода нет. Потом папа долго искал работу то в одной фирме, то в другой. Я впервые увидел его раздраженным. Мне такое раньше в голову не приходило, но сейчас я, кажется, понял, в чем дело.

– Я-то уж точно понял, – пробормотал один из членов группы, а потом, вспомнив наше правило – сосредоточиться на говорящем, спросил Дональда: – Что именно ты понял?

– Я представил себе, каково ему было – каждый день получать отказ, причем отказ в работе, которую ему даже не хотелось выполнять. Так что он проигрывал в обоих случаях – и если получал работу, и если не получал. Господи, как это уныло!

– А он в конце концов нашел работу?

– Нашел. Страховым агентом в крупной корпорации.

– А когда родилась твоя сестра, отец стал счастливее?

– В каком-то смысле да. Он ее обожал и, конечно, был на седьмом небе от счастья, когда удавалось побыть с ней. Но моя сестра превратилась в центр вселенной. Я, конечно, питал по этому поводу противоречивые чувства – как полагается.

Дональд снова задумался.

– Что происходит, Дональд?

– Я просто складываю два и два. Примерно тогда же я, помнится, заметил охлаждение между мамой и папой. Господи! То же самое произошло и у нас с Барбарой [первая жена Дона], когда родился Дэвид.

– После рождения сына ты отдалился от жены?

– Да, безусловно.

Кто-то из участников вставил:

– У нас с женой тоже так было, когда родилась старшая дочь.

Все отцы в группе дружно закивали.

– Что ты чувствовал тогда, Дональд?

Молчание Дональда затянулось – будто он решает, оставить ли этот вопрос без ответа или углубиться в опасные дебри.

– Страшно сказать, но у меня было ощущение, будто я работаю не покладая рук, чтобы обеспечить жене нового любовника, за которого я плачу.

– Ух ты. Яркий наглядный образ. Сильно. А Барбаре ты это говорил? – спросил кто-то из группы.

– Вот уж не стоило! – полушутя, полусерьезно бросил кто-то, явно исходя из собственного горького опыта.

– Конечно, я бы этого никогда не сказал. Только здесь могу высказаться. Наверное, в другом месте я запретил бы себе даже думать об этом.

Участники группы снова закивали. Потом один из них обратился к Дональду:

– Почему ты считаешь, что об этом даже думать ужасно?

Дон снова помолчал.

– Мне стыдно. Я должен думать не о себе, а о сыне.

В группе начался оживленный десятиминутный разговор – все мы признавались, что у нас были такие же чувства, но никогда не хватало духу сказать о них женам и вообще рассказать о них где бы то ни было – мы считали, что так нельзя даже думать.

– Ты говоришь, что, возможно, у твоего отца случился инфаркт, потому что он чувствовал себя сломленным? – осторожно спросил у Дональда кто-то из участников.

– Да, именно так я и думал… сам не знаю. Было такое ощущение, что чем лучше у папы дела в фирме, тем больше он ездит в командировки и тем глубже погружается в депрессию. Он часто не ночевал дома, начал выпивать. Когда он срывался, ему потом было стыдно, но проходила неделя-другая – и все начиналось заново. Когда папа вышел на пенсию, у них с мамой не осталось ни следа той любви, которую я ощущал, когда папа брал меня на руки на сцене. Сегодня им больше нравится играть с Дэвидом [сыном Дональда], чем оставаться вдвоем.

– Да уж, Дональд, скверно все вышло. А теперь еще инфаркт – стало совсем тяжело. Но папа жив, а значит, ты можешь укрепить отношения с ним.

– А как же ты сам, Дональд? Музыка явно нравится тебе больше, чем остеопатия.

– Конечно, сейчас мне больше всего нравится заниматься музыкой с Дэвидом, я люблю ходить на его концерты, хотя ему всего пятнадцать, и я побаиваюсь, не избалуют ли его девушки вниманием! Его это, правда, не тревожит.

– Что ты делаешь, чтобы и у тебя, и у Дэвида все было иначе, чтобы самому не превратиться в своего папу?

– Ну, во-первых, я развелся… – группа рассмеялась, а Дональд продолжил: – Если говорить о хорошем, то я, во-первых, честно и открыто поговорил с Дэвидом, чем придется пожертвовать ради того, чтобы заниматься любимым делом, как легко превратиться в «нищего художника» и в результате заниматься чем-то, чем ты не против заниматься, но чего ты не любишь, чтобы заработать на хлеб.

– Какой пример ты ему подаешь?