Мальчишка-командир

Странное дело: испуг сразу куда-то исчез. Мысль заработала стремительно и четко. Сначала он подумал: «Надо выбить нож боксерским ударом». Но для этого нужно было подойти вплотную, а человек в малахае был выше ростом и сильней. Снова навалился страх. Растворялись, уходили последние доли секунды, когда он еще сам мог что-то предпринять. Но что?! Что?!

И снова внутренний голос ответил: «Притворись: ты не знаешь, кто он и зачем здесь стоит. Ты не заметил, что у него в руке». И вдруг Аркадий понял: чтобы избежать удара ножом, надо... идти прямо на нож.

Напротив гостиницы стоял магазин-склад. Окна его были закрыты ставнями. Между мужиком и домом со ставнями серел узкий проход. Аркадий уверенным шагом двинулся к этому проходу и увидел: мужик отводит руку с ножом назад, готовя ее к удару.

До мужика оставалось не более двух метров, когда Аркадий метнулся резко вправо, к гостинице, где оставалось более широкое пространство. Пока бы этот, в малахае, сообразил, что мальчишка его провел, пока бы поворачивался, срывался с места и набирал скорость, Аркадий успел бы вильнуть за угол, а там попробуй догони его.

Но, повернув резко вправо, Аркадий ощутил, как его ноги заскользили почти на одном месте, — новые, не стершиеся подковки помешали спасительному рывку. Мужик, сделав несколько торопливых шагов, очутился рядом. Аркадия обдало запахом самодельного вина, лука и гниющих зубов, он услышал устрашающее «ИИЫХ!», словно мясник обрушивал топор на голову быка, увидел совсем рядом искаженное гримасой ненависти и страха широкоскулое лицо, почувствовал сильный, колкий удар в бок, под сердце, вскрикнул: «Ай!» — и ноги его оторвались от земли. На какое-то время Аркадий ощутил себя в воздухе, будто он маленький и его высоко подбросили, чтобы на лету поймать, затем упал, стукнулся затылком об лед. И потерял сознание.

В беспамятстве он пролежал недолго, потому что, очнувшись, услышал тяжелые, поспешные шаги — это наверх, к собору, мимо торговых рядов убегал его убийца...

Слева, под сердцем, оставалась тяжесть и тупая боль. Аркадий захотел поглубже вздохнуть, но что-то мешало это сделать. Он положил на больное место руку. Ладони стало влажно и тепло, будто он облил ее остывающим чаем.

«Откуда здесь чай?» — удивился он и поднес ладонь к глазам. Из окон гостиницы сочился слабый свет. Аркадий разглядел, что пальцы потемнели. «Это не чай, это кровь, — испугался он. — Я ранен. А может, убит?»

Ему стало жалко себя, маму, сестришек, тихую, безотказную тетю Дашу. И папу, которого он любил больше всех. Аркадий всхлипнул и ненароком вздохнул поглубже. В боку кольнуло, но не так сильно, как он опасался.

«Я ранен, я только ранен, — обрадовался он. — Нужно скорее домой».

Он перевернулся на правый бок, неловко надавив бедром на сумку. Сразу же заболел затылок. Аркадий машинально поправил папаху и подумал: «Хорошо, что шапка на ватной подкладке. А то бы я, падая, сильно расшиб голову».

Аркадий поднялся. Снова остро кольнуло под сердцем, и теплая струйка поползла по боку вниз, но Аркадий уже стоял на ногах и чувствовал, что может идти.

«А если мужик ждет меня там? — подумалось ему. Кричать он не мог. Ждать Софью Федоровну тоже. — Пойти к ней? Но я могу истечь кровью... Нет, мужик меня не ждет. Он думает, что убил меня. Иначе бы он сразу не убежал. Надо скорей домой».

Держась за бок, пошатываясь от головокружения, Аркадий двинулся к Новоплотинной.

...Когда Аркадий показался в дверях столовой, семья ужинала. Ярко горела керосиновая лампа с голубым абажуром, ее зажигали теперь очень редко: берегли керосин. Сестры доедали овсяный кисель, тетя Даша, которая все делала очень быстро, сидела над пустой тарелкой. А Наталья Аркадьевна, розовая от холода, только что причесанная, с веселым оживленным лицом, наливая из самовара чай, досказывала что-то веселое. Под рукой у нее стоял наготове стакан в серебряном отцовском подстаканнике. Теперь в нем подавали чай Аркадию: он был единственный мужчина в доме.

— Явился, — осуждающе произнесла Талка, завидя брата, и решительно забросила за спину свою толстую косу. — Обещал, что скоро вернешься.

Но мама была наблюдательней дочки. И хотя Аркадий, войдя в квартиру, перестал держаться за бок и спрятал за спину руку, перепачканную кровью, она мгновенно заметила пятно на куртке, бледность щек и глаза сына с огромными от испуга зрачками.

— Что с тобой? — Наталья Аркадьевна вскочила со стула.

— Мамочка, не волнуйся, — как можно будничнее произнес он. — Меня ранили ножом. — И он показал то место, куда его ударили.

Румяное с мороза лицо Натальи Аркадьевны сделалось белее скатерти. Тетя Даша выронила фарфоровую чашку, донце которой цокнуло о блюдце. А сестры, как гусята, вытянули шеи. Внезапно Наталья Аркадьевна спокойным, незнакомым, больничным голосом произнесла:

— Девочки, к себе! Аркаша, на диван! Тетя Даша, таз, горячей воды, два чистых полотенца. В шкафчике у моей постели бинты и спирт.