Мальчишник

— Ну что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Меня занимал вопрос, помнит ли рыбак нанесенную ему обиду, воротилось ли к нему чувство собственного достоинства, и я пошел следом за Главным послушать их разговор. Сдержанная речь Николая порадовала меня:

— Не могу. Работы по горло. Да и бензин для лова надо беречь. Нынче экономия на бензин, из тютельки в тютельку наливают. Поспрашивай других. Может, и согласится кто.

Договорился Главный с пожилым костляво-рослым хантом по имени Саня, у которого была большая лодка-бударка, способная взять на борт всех нас сразу.

— Срядились за две бутылки спирта, — радуясь удаче, докладывал Главный Командиру. — Но сам знаешь, спирту у нас в обрез, и я его сейчас речной водичкой разбавлю…

Мы все протестующе загудели, а Максимыч сурово заключил:

— Побойся бога, Главный. Это уже ни в какие ворота…

— Ну, черт с вами! — нехотя сдался плотоводец.

Перед отплытием повторилась уже знакомая картина: прибежала на берег из поселка старая женщина в длинном цветастом подоле и, возмущенно размахивая руками, принялась бранить на своем языке мосластого Саню, а заодно и нас; лодка уже отчалила от берега, а она все махала руками и выкрикивала, судя по гневному голосу, все те бранные слова, какие кричат в таких случаях жены на всех языках мира.

В Васюховы мы прибыли в сутеми. Москвичи в отдалении от реки, на пригорке, уже разбили лагерь и готовили на экономном костерке ужин; молодые латыши распалили большой огонь на голых камнях у самой воды и привычно жались к нему со всех сторон. Я подошел к ним. Опять вымокли, опять от их растеребленных одежд, как в бане, клубился пар. На этот раз промочили и палатки и решили их не ставить, не залезать в простудную сырую нежиль, а прокантовать ночь в жилье, покрытом небом и огороженном ветром.

Над головою звенели яркие льдистые звезды. Может, и не они звенели — клацал голодными зубами выползший вместе с ночью разбойный морозец. Биллс озабоченно разъяснил обстановку:

— Катер берет не более десяти пассажиров. А на берегу собрались все тридцать. Как быть?

— Ребята, вам беспокоиться нечего, — твердо заверил я. — Вы сюда первыми прибыли? Вы! Значит, первыми и на катер сядете. В порядке живой очереди, и никто, конечно, поперек дороги вам не встанет.

Катер задымил у дальней излучины, едва рассвело. Угретые в двойных теплых палатках, москвичи еще не показывались. Не распаковывавшие своих рюкзаков латыши были в полной готовности. Тотчас прибежали на берег и мы, сносно проведшие ночь в натопленном предбаннике поселковой мыльни.

Голыми ястребиными глазами вцепился Главный в приближающийся катер.

— Никак тот самый, на котором мы уже ехали? Тогда он наш!

— Послушай, — сказал я. — Мы же самые последние появились тут, последними и уехать должны. Черт возьми, нельзя же по головам лезть. Пусть отправляются студенты.

— Ты так считаешь?

— Да, так считаю.

— Вот и оставайся. Жди у моря погоды. Тебя никто не неволит. А у меня на это нет ни желания, ни времени, — взъярился Главный. Возможно, он еще что-нибудь добавил бы в мой адрес, но именно в этот момент наконец полностью уверился, что и катер «наш», и стоявший в остекленной рубке за штурвалом небритый чернявый капитан тоже «наш».

— Наш! Наш! — забыв обо мне, ликовал Главный. — В прошлый раз он славно у нас угостился. Должен помнить.

У самой кромки воды, поджидая катер, с командирской планшеткой в руках стоял Биллс; с лица его сошла вчерашняя озабоченность, в глазах светилась радостная уверенность в том, что он посадит измученную недремной холодной ночью свою команду на борт.

Катер ткнулся носом в песчаный берег. Парнишка-матрос спустил с борта доску с набитыми деревянными брусочками ступенек, и Биллс во весь рост, бесстрашно и не хватаясь за воздух, пошагал по ним наверх. Следом полез, придерживаясь руками за доску — на четвереньках, собственно, — Главный.

С захламленным и опухшим со сна лицом чернявый капитан в угрюмом ожидании стоял у распахнутой двери рубки, но когда Главный взобрался на палубу, распрямился, он просиял сквозь щетину и через плечо Биллса первому протянул руку. Биллс заговорил, кивком головы показывая на сбившихся у воды в утиный выводок студентов, но капитан слушать его не стал, дружески втянул Главного в рубку и захлопнул перед носом растерявшегося сына лесов дверь.

Спустя минуту Главный махал нам рукой и, торжествуя голосом, зычно кричал:

— Чо вы там чешетесь? Не мне же втаскивать ваши рюкзаки! Кажись, хватит и того, что договорился. Волоките и мой.

Ничего не поделаешь, надо подыматься и мне. Негоже отбиваться от стада. На палубе я Пристыженно спрятался за стенкой рубки, обращенной к реке. Пришел сюда и Максимыч, будто бы воспалить в заветрии сигарету, хотя промозглый речной ветер тянул именно вдоль этой стенки. Замутив воду у берега, катер стронулся задом, развернулся и бойко побежал по широкому обскому раздолью в недальние теперь уже Мужи.