— Сколько к этому готовитесь?
— Все долгие годы.
— Никак не решитесь?
— Никак.
— Писать будете в какой манере?
— В старинной, лессировками. Цвет по цвету.
Я уже знаю от Куинджи — портрет бабушки написан на лессировках, цвет по цвету: тонкий слой прозрачной краски наносится на уже высохшие места картины. Легкость, прозрачность. Портрет бабушки писал профессиональный художник. Краски — умбра (коричневая), сиена натуральная (она светло-коричневая) и жженая (она красноватая). Сиена и умбра шли на этом портрете как краски для подмалевка. Потом — охра желтая, светлая и охра золотистая (она потемнее). Кармин и киноварь — красные краски. Зелень земляная и зелень изумрудная. Ультрамарин. В общем, тюбиков десять. И пузырек льняного масла. Как и писали в старину.
— Лермонтов писал на маковом масле. Утверждать не могу, но предполагаю. В древности изографы, как разжижитель, использовали желток. Желтковая темпера очень стойкая. Русская иконопись на желтковых разжижителях. А расчистка большинства произведений древнерусской живописи со скальпелем в руке подобна археологическим раскопкам. Если бы не уничтожались верхние слои, а все их удавалось бы сохранить, ну, слой за слоем, на каких-нибудь холстах или досках — как давно еще мечтал академик Грабарь, — то мы видели бы последовательность всех напластований, изображений.
Рассказывал Куинджи о киноварных буквах, лежащих на золоте, о воздушных ярких плавях. О красочных пигментах и густых пленках олифы.
Я с удовольствием слушаю Куинджи. И прихожу сюда, чтобы слушать его. Задавать вопросы.
Вильям Константинович занимался реставрационными работами: восстанавливал старинную живопись в соборе, в Новочеркасске. Но главное — он долго жил и работал в Тарханах и вынужден был уехать, вернуться в Новочеркасск из-за болезни матери. Он мог так показывать Тарханы, как никто другой.
Сотрудница пятигорского музея Александра Николаевна Коваленко рассказывала мне, что когда впервые приехала из Пятигорска в Тарханы (было это поздним вечером) и что когда Куинджи вывел ее на дорогу — ночную, пустынную — и только сказал: по этой дороге привезли в Тарханы гроб с телом Лермонтова…
— И вот, поверьте, — говорила Александра Николаевна. — До сих пор не могу забыть дорогу, простую фразу Вильяма Константиновича. И не могу забыть, что при этом Куинджи обратил внимание — в тарханском доме, в окне, отражался свет единственного фонаря, и получалось, будто бы в доме светилось одно-единственное ночное окно.
Куинджи сперва на велосипеде, а потом на мотороллере проехал всеми кавказскими маршрутами Лермонтова. Нашел точки, с которых Лермонтов писал свои полотна.
— Лермонтов писал настроение, — говорит Вильям Константинович. — Часто не стремился выписывать передний план. И передний план выглядел любительским. Помните полотно «Башня в Сиони»? На переднем плане большие камни: справа — два, особенно больших, слева — девять.
Я сознался, что так подробно картины Лермонтова, конечно, не помню. Или, если быть честным, не знаю.
В гостиной появляется большая группа посетителей. Вильям Константинович вставляет бабушку на место, в раму, чтобы посетители смогли бы картину разглядеть и выслушать объяснения своего экскурсовода, который приехал вместе с группой.
Тем временем у нас с Куинджи и начинаются особенно продолжительные разговоры по поводу живописи, прежде всего Лермонтова. В одну из таких пауз я сбегал наверх к Светлане Андреевне, принес альбом с рисунками Лермонтова, и теперь мы уже «беседовали по альбому». Между прочим, доску на почтово-ямщицкой станции в Новочеркасске, которая оповещает, что здесь останавливались Пушкин и Лермонтов, тоже делал Куинджи. Сейчас в Новочеркасске он закончил изыскания, касающиеся дома генерала Хомутова, у которого, проезжая на Кавказ, Лермонтов тоже останавливался. Генерал Михаил Григорьевич Хомутов, участник Отечественной войны 1812 года, позднее — наказной атаман Войска Донского, был хорошо знаком и с Жуковским, и с Пушкиным, и с Вяземским, и с генералом Ермоловым. Вильям Константинович в Москве по архивным материалам вычислил место, где стоял дом генерала Хомутова, и теперь, с согласия городских властей Новочеркасска, тоже сделает мемориальную доску.
Лермонтовский альбом раскрыт на картине «Башня в Сиони».
— Видите на переднем плане огромные камни, как я вам говорил — два их. Они несколько декоративны. И даже так — не профессионально написаны. И слева камни. Тоже написаны декоративно. Дело в том, что все они для Лермонтова не имели значения. Для него важна была перспектива. Все — высокое, подоблачное, заоблачное.
— Воздушные плави.