Мальчишник

Что же отыскать из далекого прошлого? Что, может быть, взять на память в совершенно пустой и уже обновленной капитальным ремонтом комнате? И я отыскал — ручка с запорчиком балконной двери. Сколько раз этой ручкой пользовались я и мои друзья! Левка часто в минуты раздумий стоял, взявшись за нее и глядя на любимый Кремль, на «сверкание башен и куполов». Ее неоднократно поворачивала мама, когда выходила на балкон, чтобы помыть в квартире окна. Ею пользовался и отец, когда наведывался ко мне в комнату поздними вечерами после работы, а потом тоже выходил на балкон и долго стоял и курил в темноте: я наблюдал за огоньком его папиросы. О чем он думал тогда? Знать мне этого никогда не будет дано. Ну почему я в детстве так и не поинтересовался жизнью отца, хотя бы один раз с полной серьезностью. И потом не успел, опоздал…

Я забрал балконную ручку. Она теперь у меня — узенький длинный запорчик и маленькая перекладинка-рукоятка с облезшим от времени никелированным покрытием — свидетель детства, в которое попасть было как на другую планету или что упасть в пропасть.

А Левка продолжал свою горестную летопись первой бомбардировки Москвы. Напишет, как рядом со строительством Дворца Советов сгорела академия и что от нее остались «почерневшие стены с пустыми, имеющими теперь дикий вид оконными отверстиями». И как я обратил внимание на зенитную пулеметную установку на крыше нашего корпуса. Через год в училище я буду дежурить у такой вот пулеметной установки, расположенной на крыше штаба училища, о чем сообщу Леве в письме. Но это мое письмо уже запоздает — Левы не будет в живых, и у меня останется на память от него маленькая фотография с белым уголком, фотография на документ, которая была со мной на протяжении всей моей военной службы. В 1987 году, 21 июня, по центральному телевидению в передаче, посвященной началу войны, показали эту фотографию, увеличенную на весь экран для всей страны.

Запишет Лева в дневник, как я поинтересуюсь у своего отца: «А куда же вторая фугасная бомба упала? Чувствовали в убежище два сотрясения». На что мой отец ответит: «Легла где-нибудь в нашем районе». Тогда-то вторая фугаска и легла у самой калитки нашего школьного парка. На дне воронки — рыжая вода. Листья, оборванные с деревьев. Сколько мы потом увидим этих оборванных листьев! Этих гербариев. Возьмешь в руки, а листья дымом пахнут.

Многих наших одноклассников не было в Москве: они составили взвод строительной роты на оборонительных укреплениях под Смоленском. Комиссаром роты был Давид Яковлевич Райхин. На бреющем полете роту обстрелял «мессер». Пуля зарылась в песок совсем рядом с Володькой Карагодиным — учился в Викином классе, жил в нашем доме и до сих пор живет, и до сих пор — в общей квартире. Отец его был заместителем наркома земледелия. Пулю Володя откопал и привез в Москву. Я с Левкой к тому времени обладал стабилизаторами первых сброшенных на Москву зажигательных бомб, Карагодин обладал первой личной пулей. Отведут строительную роту с оборонительных рубежей перед самым захватом их фашистами. Так со своими учениками начал войну учитель. И он, как и его ученики, которым дано будет остаться в живых, пройдет ее до конца: три боевых ордена имеет учитель и десять медалей.