Маленькая черная ложь

* * *

Куини сильно переживает. Царапает двери, бегает по дому. В растерянности — то ли прикрикнуть на нее, то ли присоединиться — я сам начинаю бродить по комнатам.

Кэтрин хотела, чтобы я удалил какие-то файлы из ее компьютера. Нет, она спрашивала, как это сделать. Ее компьютер в полиции. И они увидели то, что не предназначалось для чужих глаз. Зная, что они увидели, Кэтрин не сопротивлялась и пошла с ними.

Компьютер Кэтрин не подключен к Интернету. Я не видел провода, ведущего к модему. И модема тоже. Она не могла отправлять электронные письма и искать веб-сайты. Наверное, компьютер использовался для ведения документации и хранения данных. Это значит, что я не могу получить к нему доступ. Для переноса информации нужно сохранить ее на диске и загрузить в другой компьютер. Если это уже сделано, я могу найти все, что нужно, в компьютерах полиции.

Через несколько минут я вхожу в полицейскую компьютерную систему, но там ничего нет. Я встаю, зажигаю камин, заставляю себя поесть, кормлю Куини и повторяю попытку. Ничего. Но я не сдаюсь. Наконец, за час до рассвета нахожу то, что искал. Все файлы с компьютера Кэтрин были загружены и сохранены, но за последние несколько часов один из них открывали и читали много раз. Я тоже открываю его — это дневник. Я понятия не имел, что Кэтрин ведет дневник. А может, и не вела, когда мы встречались. Первая запись сделана чуть меньше трех лет назад.

В других обстоятельствах мне бы и в голову не пришло вторгаться в личную жизнь Кэтрин. Но все, кто связан с полицией Фолклендов, к этому моменту уже ознакомились с содержанием лежащего передо мной документа. Я начинаю читать. А когда заканчиваю, край солнца уже появляется над восточным горизонтом.

День шестой Суббота, 5 ноября

23

Должно быть, у нас в голове есть механизм, который работает как фильтр, когда случается что-то по-настоящему ужасное. Смягчает удар, пропуская плохие новости постепенно, порциями, чтобы мы могли их переварить, а затем говорит «стоп» и дает нам отдых. Первый час после прочтения дневника Кэтрин я пытался во всем этом разобраться, как-то осмыслить. И как будто оцепенел.

Кэтрин вела дневник — это я уже понял. Он начинался со скорби и с удивления: неужели можно жить с такой болью? Читая эти строчки, я метался по комнатам, затем вышел на улицу, на обжигающе холодный воздух. Дневник Кэтрин отражал переход от скорби к кипящей ярости, а затем к холодной, безжалостной решимости отомстить.

Читая записи, я открыл для себя женщину, о существовании которой даже не подозревал. Женщину, чьи страдания были так велики, что она скорее согласилась бы стать чудовищем, чем жить так, как живет сейчас.

Мне казалось, что меня уже невозможно ничем шокировать. Я видел, как снаряды разрывают на куски моих товарищей, но ночи были такими холодными, что хотелось погрузить руки в кишки, вывалившиеся из их животов, только чтобы согреться. Я видел, как смуглые парни бегали по полям сражений в поисках своих оторванных рук. Я видел, как большие и сильные мужчины плакали и звали маму, умирая в холоде и одиночестве на другом краю планеты. Я думал, меня уже ничем не удивишь. Как же я ошибался…

Стук в дверь застает меня врасплох.

Она вернулась. Это была ошибка. Дневник — чушь, фальшивка, порождение больной фантазии. Я бросаюсь к двери и распахиваю ее. Это не Кэтрин.

Рейчел.

24

Пахнет от нее как от подставки под пивную кружку из «Глоуб» через несколько часов после окончания футбольного матча. Под глазами потеки туши, как будто она несколько дней не умывалась и не смотрелась в зеркало.

— Мне нужно с вами поговорить. — Рейчел не смотрит мне в глаза.

Посторонившись, я впускаю ее, но держусь настороже. Представить не могу, зачем она явилась. Мы едва знакомы. Кэтрин много говорила о ней, но не хотела, чтобы мы общались. «Она поймет, — повторяла Кэтрин. — Как только увидит нас вместе, она сразу все поймет».

— Разве это так плохо? — В отличие от нее, я не хотел держать наш роман в секрете. Хотел, чтобы все знали. Хотел крикнуть всему свету, что она моя. Господи, да я бы поставил клеймо «Собственность Каллума Мюррея» у нее на лбу, если б мог.

«Нечестно требовать от нее молчания. — Кэтрин даже не делала вид, что эта мысль приходила ей в голову. — Мы дружим семьями. Это поставило бы ее в неловкое положение».

Тайна осталась тайной, и у Кэтрин, делившейся всем с лучшей подругой, появилось нечто, о чем она не могла рассказать. Впрочем, похоже, у нее было больше тайн, чем мы с Рейчел могли даже вообразить.

Оказавшись в тепле, Рейчел вздрагивает всем телом, как собака, отряхивающаяся после дождя. Ее считают одной из первых красавиц на островах, но мне так никогда не казалось. Даже до того, как тревога за сына лишила ее лицо жизни, на мой вкус она была слишком блеклой, какой-то бесцветной. Теперь сквозь белокурые пряди просвечивают темные корни волос, а знаменитые синие глаза налиты кровью.