Маленькая черная ложь

Правда в том, что у меня нет ненависти к Рейчел, к женщине, которую я когда-то знала, потому что для меня она перестала быть той женщиной. Я больше не считаю ее человеком — как и себя саму. Она превратилась в вещь. В ходячую катастрофу. Бездну, поглощающую последний луч света вокруг меня. Она — причина того, что мир перевернулся. Пока она здесь, вселенная не встанет на место, и те из нас, кто оказался на той стороне, в любую секунду могут свалиться вниз, прямо в ад.

Я не смотрю на женщину, сидящую рядом со мной. Не могу.

Фрагмент дневника, который в конечном счете будет считаться — я в этом нисколько не сомневаюсь — признанием Кэтрин, начинается во вторник, 1 ноября, на следующий день после исчезновения Арчи Уэста.

Пропал ребенок. Мне не интересно, кто он и как это случилось. Мне безразлично, найдут ли его сегодня или через полгода, когда его кости уже будут начисто обглоданы птицами. Меня не интересуют живые дети, но его мать не выходит у меня из головы. Она словно исчезала у меня на глазах. Схлопывалась под тяжестью шока и беспомощности, вынести которые она не могла.

Я подумала, что она похожа на меня. Всю дорогу домой я видела себя на ее месте. А потом, когда парковалась, увидела вместо нее Рейчел.

— Хватит? — спрашиваю я. Мне очень хочется на этом остановиться.

Рейчел качает головой.

Что было бы хуже, думаю я, — знать, что твой ребенок мертв, что его смерть была быстрой и безболезненной, или не знать, где он, кто его похитил или как сильно он страдает? Сколько часов неизвестности, когда представляешь самое худшее, может выдержать женщина, прежде чем потеряет связь с реальностью?

Прежде чем начнет страдать так, как страдаю я?

Рейчел закрывает лицо руками и снова начинает всхлипывать. Я не пытаюсь ее успокоить. И точно знаю, что бессмысленно предлагать ей остановиться.

— Три года она носила это в себе, — наконец произносит Рейчел. — Дальше будет хуже?

— Боюсь, что да.

— Ладно, продолжим.

— Рейч…

— Дальше.

Как будто кто-то включил свет, как будто все, что скрывалось в тени, вдруг стало видно, как днем. Почему Рейчел не может точно так же стоять на пристани, раздавленная горем? Страдать так, как страдает та бедная женщина? Почему прямо сейчас, в эту минуту, Рейчел не теряет всякую надежду, а свернулась калачиком в кроватке сына и укачивает его, прижимая к себе теплое тельце? Почему она не смотрит на эту кроватку, холодную и пустую, гадая, где может быть ее ребенок?

Мы приближаемся к концу дневника, и у меня из головы не выходит одна картина. Кэтрин, бледная как мел, стоит у тела крупной гринды: лицо в брызгах крови, от пистолета поднимается дымок. Я представляю, как она стоит над телом мертвого ребенка, и понимаю, что благодаря статье в «Дейли миррор» весь мир скоро последует моему примеру.

Последняя запись — в четверг, 3 ноября, на следующий день после трагедии с дельфинами. Вероятно, Кэтрин сделала ее через несколько часов после того, как передала маленького Арчи Уэста родителям. Эта сцена растрогала всех до слез. Только не Кэтрин.